Он очнулся в кромешной темноте. И он ничего не помнил, словно до этого момента и не существовал вовсе. Кто он, где находится и как сюда попал? Одно было ясно: жив! Это понимание принесло с собой надежду.
Дальше был нестерпимый холод и жажда. Сколько это длилось, он не мог определить: может миг, а может вечность? Он промёрз так, что вновь впал в забытье.
Второй раз он очнулся от шума. Что-то стучало по потолку его темницы. Стук был настойчивый и в нём не было определённого ритма. «Что это? Кто-то снаружи пришёл на помощь?» Сверху к нему просочилась влага, и он жадно прильнул к ней. «Ещё, ещё!» – кричало всё его существо. С каждой каплей воды он чувствовал, как набирается сил, как в нём растёт желание жить.
Влага… Она приходила не всегда. Иногда он ждал её долго-долго. Иногда она заливала его с головой. Ему нечем было дышать, и он вновь терял сознание.
Тепло. Он ощутил тепло! Он нежился в нём, впитывал каждой клеточкой своего тела. Отогревшись, он наконец-то смог сориентироваться в замкнутом пространстве и пошевелиться. Внизу сыро и прохладно. Сверху тепло. Ему надо наверх!
В полной темноте он ощупью обследовал место своего заточения: тесный земляной мешок и… узкий тоннель! Узкий настолько, что пришлось протискиваться силой. Под его напором стены тоннеля проминались и иногда рассыпались мелкой крошкой. Тоннель имел множество разветвлений, но он выбирал только те, которые вели, как ему казалось, наверх. С остервенением, из последних сил он крушил стены тоннеля, поднимаясь всё выше и выше, стремясь к спасительному теплу и свету.
Свет. Море света. И воздух!
«Жить! Я буду жить!»
***
– Дедушка, а это тоже сорняк?
– Да, Настюша.
Детская ладошка обхватила его и с силой потянула вверх.
04.09.2025
Из старого радиоприёмника звучал какой-то глупый мотивчик. Нудно тарахтел и попусту растрачивал электричество пустой обшарпанный холодильник. Семён, пьяный, опухший, с подбитым глазом, уснул прямо за столом, уткнувшись лбом в скрещенные руки. Временами он вздыхал, постанывал и что-то бубнил себе под нос. Разбудила его музыка. Среди потока однообразных ритмов ухо Семёна уловило нечто особенное – завораживающее, влекущее. С трудом приподняв тяжёлую голову, он приоткрыл заплывшие глаза, покосился на приёмник и пробормотал:
