Глава 1: «Беззвучный зов»
На город опускался сумрачный закат, окрашивая стекла окон в медовые и лиловые тона, такие же сладкие и болезненные, как старые раны. А воздух наполнился прохладой и запахом далекого дождя, пахнущим одиночеством. И это одиночество было таким знакомым, почти уютным. Таким же, как в детстве, когда ты смотришь в окно на пустынные улицы и чувствуешь себя единственным человеком на всей планете. Сердце сжалось от щемящего чувства тоски по чему-то безвозвратно утерянному. Казалось, еще мгновение – и из прошлого донесется чей-то знакомый смех, но в ответ был лишь тихий шелест листьев.
Он резко дернулся вперед, словно пытаясь догнать ускользающее эхо, но нога неуклюже зацепилась за бордюр. Тело инстинктивно выбросило руки вперед, чтобы смягчить падение. И вот он уже сидел на холодном мокром асфальте, смотря на свои сбитые в кровь ладони, и тихо смеялся. Смеялся над своим глупым, бесполезным порывом. Где-то в далике просигналила машина, зазвонил чей-то телефон, послышались обрывки чужого разговора. Мир жил своей обычной жизнью, абсолютно не замечая того, как в тишине между этими звуками рухнула целая вселенная одного-единственного человека. В горле встал плотный, горячий ком. Дышать стало нечем. Он обхватил себя руками, пытаясь сдержать нарастающую дрожь, но это не помогало. Холод, исходивший изнутри, был сильнее любого ветра. Это было физическое ощущение пустоты – словно кто-то вырвал у него самое важное, оставив лишь ледяную пустоту под ребрами. Шелест был безжалостно честным. Он не обещал возвращений и не давал ложных утешений. Он был просто звуком – легким, проходящим, абсолютно равнодушным к человеческому горю. И в этой равнодушной естественности заключалась вся беспощадная правда: прошлое умерло. Он медленно выдохнул, и вместе с воздухом из него будто вышло последнее напряжение. Плечи опали, сдаваясь под тяжестью не груза, а пустоты. Ладонь легла на шершавый, холодный камень парапета, и он почувствовал всю текстуру этого камня, каждую крошечную частичку – будто впервые за долгое время его чувства прикоснулись к реальному, а не к миражу памяти.
Где-то впереди, в спускающихся сумерках, замигал фонарь. Робкий, но настойчивый свет. Он сделал шаг. Потом еще один. Не к чему-то, а просто вперед, потому что стоять на месте, вслушиваясь в тишину после несостоявшегося смеха, было невыносимо. А ветер, все тот же, принес запах дождя, теперь уже близкого, и шелестел листьями о том, что ничто не вечно. И что нужно идти, даже если не знаешь куда. Просто идти, чувствуя под ногами твердь настоящего, а не зыбкую почву прошлого.
