Пролог.
Дом, где звезда поёт во сне
В тропическом воздухе, насыщенном солью и прелым дыханием мангровых рощ, стоял дом, что был построен так давно, что никто уже не помнил имени мастера, соорудившего его стены из кораллового камня, впитавшего в себя столько влаги и ветров, что сам дом казался живым существом, с дыханием, с пульсом, с памятью, которую невозможно было стереть, и в его закопчённых углах, там, где тени прятались в складках, а свет казался размытым и усталым, жила мелодия, не имевшая слов, лишь протяжное, тонкое пение, которое все называли песнью звезды, хотя никто не знал, какая именно звезда спускалась по ночам к их крыше и засыпала дом своим дыханием.
Дом был полон запахов – тяжёлого, сладкого аромата спелых гуав, пронзительной горечи кофейных зёрен, сохнущих на глиняных плитах, и тёплого, влажного запаха разогретой дождём земли, которая никогда не успевала высохнуть до конца, потому что дождь здесь приходил без предупреждения, скатывался по склонам, срывался с пальм, и казалось, что сами облака, усталые и сонные, находят себе пристанище на чердаке, там, где под глиняной черепицей жили летучие мыши и невидимые пауки, прядшие свою незримую музыку.
Те, кто входил в этот дом, слышали тихое эхо, иное, чем в других домах: оно не повторяло голоса пришедших, а словно отвечало им, чуть приглушённым напевом, и если человек задерживался, если оставался на ночь, он мог различить сквозь сон, как между балками перекрытий разливается тонкая, серебристая вибрация, будто кто-то огромный и прозрачный проводил пальцами по струнам, натянутым через небеса, и эта музыка проникала под кожу, смешивалась с кровью, заставляла сердце биться неровно, и сны становились вязкими, долгими, наполненными светящимися предметами, которые нельзя было удержать.
Старики говорили, что дом был построен на месте, где упала звезда, и что внутри фундамента до сих пор хранится её пепел, поэтому стены иногда светятся изнутри, особенно в сезон полнолуний, когда ночное небо кажется низким, а луна, дрожащая в воде колодца, напоминает огромное око, следящее за всеми, кто осмеливается нарушить тишину. В детстве, когда я приходила туда с матерью, мне казалось, что каждая трещина в камне шепчет, что каждая доска помнит шаги давно умерших людей, и я боялась дотронуться до стен, чтобы не услышать чужих историй, но мать улыбалась и говорила, что дом любит меня, потому что я умею слушать.
