Глава первая
Дождь в тот вечер был противным, мелким и насквозь промораживающим. Он не лился стеной, а висел в воздухе холодной пылью, превращая огни фонарей в размытые желтые пятна. Именно этот мерзкий осенний дождь заставил пса по кличке Барни свернуть с обычного маршрута и юркнуть в проулок между двумя ветхими, почерневшими от времени и сырости домами. Хозяин, дядя Миша, потянул за поводок.
– Барни, куда прёшь? Нечего тут нюхать, грязь одна.
Но Барни, обычно послушный лабрадор, на этот раз проигнорировал команду. Он уперся лапами в скользкую брусчатку, вздыбил шерсть на загривке и издал низкий, протяжный вой, от которого по спине дяди Миши пробежали мурашки. Пес рванулся вперед, к груде битого кирпича и искорёженного металла, сваленной у стены самого расселенного дома.
– Да что ты, ошалел? – буркнул старик, позволив поводку выскользнуть из рук.
Барни яростно заскреб лапами по мокрым обломкам, разбрасывая осколки стекла и щепки. Дядя Миша, спотыкаясь, подошел ближе, ругаясь на вздорного пса. И замер. Из-под груды бетонных плит и ржавой арматуры торчала рука. Кисть была изящной, с дорогими часами на запястье. Часы все еще тикали, их стрелки светились в сумерках ядовито-зеленым светом, показывая без двадцати девять. Бледные пальцы сжимали ручку зонта-трости, черного, с серебряным набалдашником в виде головы ястреба.
Дядя Миша отшатнулся, сердце заколотилось где-то в горле. Он посветил телефоном на завал. Свет фонарика выхватил из темноты край дорогого пальто, пятно темнее воды на камнях и неестественно вывернутый угол плеча. Через сорок минут у проезда, перегороженного оранжевыми конусами, стояли две патрульные машины с мигалками, отражавшимися в лужах. Дежурная группа осмотра уже растянула над местом происшествия брезентовый тент, пытаясь укрыть и тело, и себя от назойливого дождя.
Майор Семенов, высокий, чуть сутулый мужчина с усталым лицом, стоял под своим собственным зонтом и курил, втягивая дым с глубокой, профессиональной отрешенностью. Его взгляд скользил по фасаду.
Дом был уродливым памятником запустению. Окна зияли черными дырами, стекла в них давно повыбивали. Стены покрывали слои граффити и осыпавшейся штукатурки. На уровне третьего этажа зияла рваная рана – от стены отломился и рухнул вниз целый балкон. Теперь на его месте торчали, как ребра мертвого животного, обломки плиты и ржавые прутья арматуры.
