Пролог
Понедельник, 14-ое февраля.
Ты идёшь по улице, яркое солнце светит прямо в лицо.
Душно. Солнечный свет залил все вокруг собою, сейчас на руки, ноги, шею, голову – все, на все вокруг давит раскалённая медь. До 1000 градусов раскаленный метал.
Ты делаешь шаг. Колени болят, в левом колене что-то стреляет.
Сводит ноги.
В кармане нащупываешь документ. Без синей картонки здесь никуда.
Белую кофту решаешь снять потом, в здании.
Опа!
Ой, а теперь ты наступаешь на что-то и чуть не падаешь. Прям отшарахиваешься. На мозги похоже.
Вот, даже брызнуло что-то.
А, это апельсин. Большой, ярко-оранжевый, сочный апельсин.
Уже раздавленный. И очень похожий на мозги. Только оранжевые.
Ты хмуришься и шагаешь дальше. Вперёд. Но ты запомнил этот апельсин. Очень сильно. Ой, как запомнил…
***
Воскресенье, 13-ое февраля.
Утро. Ты идёшь навстречу тому, к чему должен идти.
Навстречу городу, чья жизнь разрушена, детям, которые потеряли своих родителей. Ты идёшь навстречу смерти.
Но ты веришь, что можешь принести жизнь.
Ночь в чужом месте прошла мучительно долго. Терпение было совсем на исходе. Теперь его совсем нет.
Усталость.
Однако, конечно, в этих местах тебе невозможно связать руки или ноги, как и невозможно найти себе "чужой уголок": все родное. Как и невозможно разрушать семьи…
С другой стороны, руки и не ноги не сковывают тебе, родным здесь все считаешь ты, а людей убиваешь не ты. Но ведь это ты ночью "спишь", теряешься в каких-то сомнениях, ждёшь чего-то, а не идешь сам.
Хотя, куда ты вообще пойдешь, и что ты вообще решишь?
Смотришь на тусклые звёзды тусклыми глазами. Они потеряли яркость, как и звезды.
О, да, конечно же, здесь нет никаких апельсинов.
***
Однажды, ты проснёшься. Встанешь, пойдешь в ванную и умоешься, позавтракаешь с семьёй, и вы все вместе поедете, кто в школу, кто на работу. И всё будет хорошо.
Но ты не Он.
***
Красный кирпич. Алый закат на западе. Кровь.
Виктория Александровна крепко держала за руку, а вокруг взрывался порох. Но дышалось легко: на лице был белый платок. А Виктория Александровна закрывала нос серым рукавом.
Это был апрель. А только день назад все радостно радовались, мол, тепло, наконец…
Но тепло здесь могло быть только от пушки сотруднику, который её держал, ну, а человеку, на которого она направлена, прямо-таки жарко…
Со всех сторон, из-под всех обломков, из-за каждой стены, через тела людей в толпу сочился звук, сочились голоса. Голос.
