Этнограф Андрей Морозов приехал в деревню Чуровка в самый разгар августовской жары. По архивным данным, здесь до сих пор сохранялись древние обряды – последний оплот живого язычества в Ярославской области. Местные жители неохотно шли на контакт, но старуха Агафья согласилась поговорить за бутылку водки.
– Чур у нас свой, – шептала она, оглядываясь. – На меже стоит, поле бережёт. Только ты к нему не ходи, городской. Он чужаков не любит.
На следующий день Андрей отправился на окраину деревни. Среди высокой травы действительно торчал почерневший от времени деревянный столб с грубо вырезанным лицом. Вокруг него земля была вытоптана, а у подножия лежали куски хлеба и мелкие монеты.
Ночью исследователь проснулся от странного скрежета. За окном избы, где его приютили, кто-то ходил по двору. Тяжёлые шаги то приближались, то удалялись. А потом послышался голос – древний, словно идущий из-под земли:
– Прощур, береги меня… Чур меня… Чур…
Утром Андрей нашёл во дворе странные следы – не человеческие, но и не звериные. Словно кто-то волочил по земле корявые деревянные ноги.
– Упыря потревожил, – мрачно сказала Агафья, увидев записи этнографа. – Написал про чура нашего. А он не любит, когда его срамят на бумаге. Теперь он за тобой пойдёт.
Он где-то читал, что души умерших неестественной смертью становились навиями. Андрей вспомнил местную легенду: сто лет назад здесь заблудился и умер какой-то учёный из города. Его так и не нашли.
Следующей ночью скрежет раздался прямо под окном. Андрей выглянул – и увидел деревянную фигуру чура, которая двигалась по двору, оставляя глубокие борозды в земле. Резные глаза светились в темноте мёртвым светом.
– Через чур… – донёсся хриплый шёпот. – Через чур перешёл…
Утром этнограф собрал вещи и уехал, так и не закончив исследование. А в деревне Чуровка до сих пор рассказывают, как чужак хотел описать их чура в книжке, да только упырь лесной за него взялся.
Говорят, иногда по ночам в лесу слышен скрежет – это два мертвеца, учёный вековой давности и недавний гость, ходят между деревьев и ищут дорогу домой. Но чур не пускает их через межу. Так и бродят они во тьме, повторяя заклинание, которое уже не поможет:
– Прощур, береги меня… Чур меня… Чур…
Прошло три года. Андрей Морозов так и не опубликовал свои записи о деревне Чуровка – каждый раз, садясь за компьютер, он чувствовал непреодолимую тревогу. Ночами ему снились деревянные глаза и скрежет по земле. Коллеги шутили, что этнограф стал суеверным как деревенская баба.
