Теплый свет в гостиной отражается от полированных поверхностей мебели, от сияющих улыбок и от радости, которая витает в воздухе. Все счастливы. Все, кроме меня.
Вокруг пульсирует позитив, который я не могу разделить. Аврора улыбается, ее глаза сияют, а руки лежат на пока еще плоском животе. Камал стоит рядом, его взгляд прикован к ней. В нем гордость и что-то необъяснимо мощное, как будто он сейчас держит в руках весь мир. Он счастлив…
– Мы ждем малыша! – радостно сообщает Аврора, и ее смех звенит, словно хрусталь.
Эльвира Сабировна, моя свекровь ахает, Алан Башарович, свекр, тут же встает, чтобы обнять их, и они все сияют в этой картине идеального семейного счастья. Я пытаюсь выдавить улыбку, но мои губы не слушаются. Кажется, они заморожены.
Зейн с Яриной сидят напротив. Ярина бережно гладит свой уже заметно округлившийся живот. Она смеется, и в этом смехе – спокойствие, счастье, уверенность. Их второй ребенок. У обоих братьев второй.
А у нас с Бахой – ни одного. И не будет. Я бракованная!
Сижу на краю дивана и чувствую, как под моим весом он будто бы прогибается. Не диван, конечно, я сама. Все, что внутри меня, рушится под тяжестью этих слов, этих взглядов. Не могу поднять глаза. Пальцы сами собой стискивают край платья. Оно дорогое, красивое, подарок мужа, но мне хочется разорвать его прямо здесь, чтобы хоть как-то сбросить это давление.
– А у вас как дела? – Мама переводит испытующий взгляд на нас с мужем. Внутри каждого ее слова – ожидание.
Бахтияр слабо улыбается, его рука коротко сжимает мою, будто говорит: «Держись, я с тобой». Но его поддержка в этот момент только усиливает боль. Я хочу, чтобы он отпустил. Чтобы не смотрел на меня с этой жалостью.
– Все хорошо, – отвечает он. Голос звучит ровно, как будто это действительно так, но я отчетливо слышу фальшь. Я просто знаю, что совсем не хорошо!
– Когда же вы нас порадуете? – Свекровь спрашивает с той же мягкой улыбкой, но ее слова режут меня, как ядовитые осколки льда. Попадают в кровь жалят изнутри.
Не могу выдержать этого, поднимаюсь слишком резко. Чуть не задеваю стол.
– Простите, мне нужно выйти, – хрипло выталкиваю из себя, через комок в горле и быстро ухожу из комнаты, пока никто не успел ничего сказать.
Я оказываюсь у окна, и ледяной воздух через щели тут же проникает под кожу. Смотрю на огоньки улицы, но вижу только размытые пятна. Плечи трясутся. Я не хочу плакать, не здесь, не сейчас, но слезы катятся сами, а внутри все разлетается на лоскуты.
