Если бы всё это не произошло с моим близким другом – человеком, с которым я делил не только годы юности, но и многие тяготы деревенской жизни, – я, пожалуй, так и остался бы упёртым скептиком. Сказал бы, что всё это глупые выдумки, старушечьи сказки, что деревня живёт страхами и байками, которыми кормит саму себя, лишь бы скрасить скучные вечера. Пожал бы плечами, покрутил пальцем у виска и пошёл своей дорогой.
Но однажды пришлось стоять у свежей могилы и видеть, как грубые канаты медленно спускают пустой гроб в тяжёлую, промокшую от дождя землю. И тогда что-то внутри меня дрогнуло. В такие минуты даже самый закоснелый неверующий начинает задумываться: а не витают ли рядом с нами силы, о которых мы смеем только шептать?
Я помню, как дождь мелкими каплями бил по крыше старой часовни, а в сыром воздухе стоял запах мокрой земли и прелых венков. Казалось, будто сама природа скорбит или предостерегает, а пустота, что опускали в землю вместо тела моего товарища, была страшнее любых слов.
Я не раз ловил себя на мысли: может быть, не стоило мне так легкомысленно отмахиваться от разговоров той женщины, что жила на отшибе? Она обитала у подножия горы, в покосившейся избе, и появлялась в деревне не чаще пары раз в неделю – да и то только на рынке. Люди к ней относились по-разному: кто видел в ней колдунью, кто – пророчицу, а кто считал сумасшедшей старухой. Мы же с Сашкой вечно отшучивались: мол, что взять с одинокой старухи, которая пугает детвору и щекочет нервы суеверным бабам.
Но у неё был странный дар. Стоило ей подойти, уставиться прямо в глаза и прошептать несколько фраз – и человек мог неделями мучиться от этих слов. Будто они не голосом произнесены, а в душу выжжены. И теперь, вспоминая, что она сказала моему другу, я и сам ощущаю холод под сердцем, дыхание сбивается, кожа покрывается мурашками.
Сашка был мне почти как брат. С юности мы завели традицию: каждую субботу – на рыбалку. Вставали чуть свет, брали снасти и шли к далёкому пруду, который мы однажды нашли случайно. Дорога туда была трудной: через поле, заросли, болотца, где ноги тонули в жижи и корни хватали за сапоги. Местные туда почти не совались, предпочитали сидеть на привычной заводи за дорогой, где рыбы было мало и где каждый куст был изведан вдоль и поперёк.
