Последняя искра погасла с противным шипением. Сергей поднял маску. Цех замер в гудящей тишине, оглушённой после рёва сварочного аппарата. В воздух висела взвесь металлической пыли и гари, сладковатая и удушающая. Он отключил аппарат, и этот знакомый щелчок стал точкой, завершающей ещё один одинаковый день. Раздевалка пахла потом, маслом и влажным бетоном. Мужики, молча, двигаясь как заводные куклы, скидывали пропитанные соляной кислотой пота комбине-зоны. Кто-то хрипло матерился, сплевывая чёрную слюну, кто-то тупо пялился в ржавый шкафчик. Разговоров не было. Что говорить? Обсудить, какой сегодня был шов? Пожаловаться на спину? Все всё и так знали. Усталость была единым общим языком. Сергей вышел на улицу. Осенний ветер ударил в лицо, но не освежил, а лишь перемешал цеховую копоть с городской смогом. Он шёл домой привычной до-рогой, не замечая ни людей, ни машин. Его мир сузился до трамвайных рельс под ногами и четырёх стен его квартиры.
Квартира встретила его мертвенным холодом и запахом одиночества.
Он разогрев консервированный суп, сел перед телевизором. Экран мерцал, дикторы что-то бодро вещали, актёры изображали страсть. Всё это было плоским, бутафорским, не имеющим к нему никакого отношения. Он выключил ящик.
Тишина загудела в ушах, стала физически давить на барабанные перепонки.
Он стоял у окна, курил, глядя на унылые огни панелек. Ему было тридцать семь. И он не мог вспомнить, когда в последний раз по-настоящему ждал следую-щего дня.
Лёг в постель, уткнулся лицом в подушку. Сознание отключалось медленно, уволакивая за собой в чёрную яму образы прошедшего дня: искры, заклёпки, потёки металла.
Но в ту ночь всё пошло не так.
Сначала он почувствовал запах. Не гари и не пыли. А травы. Свежескошенной, мокрой от росы травы. Потом услышал шум не монотонный гул механизмов, а живой, многоголосый шелест листьев на ветру.
Он открыл глаза. И не узнал ничего.
Над ним было не низкое закопчённое небо цеха и не потрескавшийся потолок его спальни, а бесконечное фиолетово-золотое небо заката. Он лежал на спине в высокой, по пояс, траве. Каждая травинка была видна с невероятной чёткостью. Он почувствовал влажную прохладу земли под собой, упругость стеблей.
– Эй, спящий красавец! Планируешь там вечность пролежать?
