Катя Королёва не любила поезда. Любые. И те – огромные и словно уставшие от бесконечно длинных дорог, что везли её когда-то в детстве целые сутки к бабушке на каникулы из одного сибирского города в другой. И те – холёные и какие-то игрушечные, неспешно перебегающие между такими же игрушечными и холёными европейскими городами экспрессы, которые всё-таки больше отвечали ожиданию комфорта и отдыха в отпуске, чем самолёты и связанная с ними суета аэропортов.
Причём, Кате не нравилось именно то, что вызывало у других непонятное ей умиление и постоянно упоминания в стихах и песнях – стук колёс. Ей он всегда, с самого детства казался стуком – тиканьем секундной стрелки, напоминавшим ей о том, как бесполезно проходит время её жизни, которое могло быть наполнено весельем, новыми впечатлениями, романтическими встречами и приключениями.
А вместо этого…
Сменявшиеся за окном вагона картинки напоминали кадры из бесконечного фильма о чьей-то жизни. И это была чужая жизнь, в которой Кате отводилась роль зрителя. А она хотела жить сама.
Но если память всё-таки услужливо стирала из воспоминаний детства и отпусков всё раздражающее и тусклое, то необходимость пользоваться метро была настоящим испытанием. И Катя придумала себе защиту – стук колёс был теперь для неё стуком метронома – такого, какой стоял у неё на пианино в те годы, в которых остались и длинные грохочущие составы, и каникулы у бабушки. И стрелка метронома, качавшаяся вправо-влево, вправо-влево, стала для неё навсегда застрявшей на одном месте секундной стрелкой. Время остановилось. А звук – да, звук никуда не пропал, но стал просто ритмом жизни, в которой, как велосипедисту, чтобы не упасть, нужно было всё время двигаться вперёд.
