Итак. Мы начинаем. «Поехали!» – как сказал когда-то товарищ Гагарин.
Жила-была… нет. Жил-был… нет.
Он всегда существовал – вне каких-либо конфессий.
Сейчас ты возьмёшь ручку – металлическую, на вид медную, холодную, словно схваченную сентябрьским морозом. Мягко опустишь её вниз, медленно откроешь дверь. Она подастся легко, но с тихим скрипом. Эту дверь давно никто не открывал.
Внутри – темнота и запах сырости. Пока глаза не привыкнут, не разобрать даже силуэтов.
Ты делаешь шаг. Осторожно продвигаешься вперёд, вглядываясь в полумрак. Взгляд натыкается на стол. Он стоит справа – деревянный, тёмно-коричневый, местами потертый, будто из старых советских фильмов. Школьный. Без стула. Тёплый и родной.
Именно за ним была написана эта книга – «Провидение». А сейчас я лишь воспроизвожу её, являю миру. На свет.
Давай не спешить зажигать свет. Походим, ощутим это пространство.
Среди запахов сырости – едва уловимый сладковатый Душек. Это дохлая мышь. Где-то в углу. Ты её пока не видишь, но запах уже висит в воздухе. Да-да, я же говорил – здесь давно никого не было.
Чуть поодаль, слева, торшер. Советский, на одной ножке, с красным абажуром. Когда-то от него лился тёплый жёлтый свет. Я помню…
Рядом – диван. Длинный, кожаный, тёмно-коричневый, с толстыми ровными стежками. Они уже слегка шершавые, но всё ещё приятные на ощупь – тёплые на фоне прохладной кожи.
С другой стороны дивана – урна. Конечно, куда же без неё? Туда летели черновики, неудавшиеся сцены, вырванные страницы.
И вот мы снова у стола. Над ним – зеркало. Во всю длину. Если встать напротив, увидишь себя по пояс.
И вот тут-то всё и началось.
Однажды я поднялся из-за стола – уставший, измотанный. Писал несколько дней без перерыва. И вместо того, чтобы сразу уйти, как обычно, застыл, уставившись в своё отражение. В свои глаза. И вдруг понял: это не я смотрю на себя.
Я впал в транс. Не мог оторваться. Не было страшно – лишь любопытство, жгучее желание раствориться в этом взгляде.
В зеркале всё поплыло, расплылось – кроме моих глаз. И чем дольше я в них всматривался, тем сильнее менялось пространство вокруг.
И вот я уже не в кабинете. Нет стен. Вокруг – жизнь, люди, спешащие куда-то. Но и этот мир начинает таять, как картина маслом. Краски смешиваются, очертания теряются.
