Книга 23
Глава 1. Первый треск в голосе
Это был тот день, когда привычный ритм моих сессий дал сбой. Не потому что я рассказала что-то особенно ужасающее или драматичное – хотя, конечно, и в этот раз моя история не была лёгкой, – а потому что впервые я услышала в его голосе трещину. Едва уловимую, но достаточную, чтобы остановить меня на полуслове. Я подняла глаза, встретилась с ним взглядом и поняла: это не просто тень усталости или сосредоточенности. Это была эмоция, которая вырвалась наружу без его согласия.
Мы обычно сидели в своих ролях, как в креслах с жёсткими подлокотниками – он на своей стороне, я на своей. Он задавал вопросы, я отвечала, он возвращал мне фразы в аккуратных, безопасных формулировках, как будто каждый его ответ был обёрнут в плотную бумагу, чтобы не поранить меня острыми краями. Но в этот раз – не было бумаги. Была живая, почти осязаемая дрожь.
Я почувствовала, как внутри меня что-то отзывается. Это не было жалостью. Скорее – узнавание. Словно я впервые увидела за его очками и строгой осанкой того, кто тоже когда-то стоял на краю, тоже держал дыхание, чтобы не дать слезам выйти. И от этого мне стало невыносимо… тепло. Неуютно, но тепло.
Я продолжала говорить – потому что не знала, что ещё делать. Но каждое слово теперь звучало иначе, как будто я бросала их в воду, зная, что они поднимут волны, и эти волны дойдут до него. И дошли. Я заметила, как он чуть отвёл взгляд, как пальцы сжали ручку так, что костяшки побелели.
– Простите, – тихо сказал он, перебивая меня.
Простите? Он никогда не извинялся за свои реакции. Никогда. И я почувствовала, как всё, что мы строили, вдруг дрогнуло. Не разрушилось, а именно дрогнуло, как натянутый канат. Мы оба были на этом канате, и в тот момент я не знала – удержимся или сорвёмся.
Внутри меня начался тихий, но острый разговор с самой собой. Стоит ли спросить его, что произошло? Стоит ли вытащить на свет его эмоцию, как он столько раз вытаскивал мои? Но я боялась, что это будет вторжением. Я слишком хорошо знала, каково это – когда кто-то лезет туда, куда ты ещё не готов пустить.
Поэтому я просто замолчала. И это молчание оказалось громче любого крика. Оно висело между нами, как тяжёлое одеяло, и в нём слышалось только наше дыхание. Мой пульс бился в висках, и я знала: он тоже слышит его, так же, как я слышала его тихий, чуть сбившийся вдох.
