Тысяча девяностый год от Рождества Христова. Густой утренний туман накрыл германский город Саарбрюккен. Уже давно граф Сигеберт Первый получил здешние земли от императора. Город повидал многое: эпидемию дизентерии, массовый голод и целые волны разбойничьих нападений. Впервые за несколько десятков, если не за сотню лет, в городе настало спокойствие. Ознаменовавший грядущее процветание, солнечный луч пробивался через стоящий повсюду смог, а пройдя сквозь витражное стекло городской церкви, озарил каменный пол, радуя глаз всех собравшихся прихожан.
Отчётливый, но мягкий и спокойный голос певчего юноши разносился по пропитанному ладаном воздуху:
Paternoster, quiesincaelis, sanctificeturnomenTuum (Отче наш, сущий на небесах, да святится имя Твое).
Adveniat regnum Tuum (Да приидет Царствие Твое).
Сидя на сколоченных наспех лавочках, горожане возносили про себя молитвы небесным силам, чтобы те спасли весь Саарбрюккенский народ от напастей, окруживших Европу.
FiatvoluntasTua, sicutincaeloetinterra (Да будет воля Твоя, как на небе, так и на земле).
Panemnostrumquotidianumdanobishodie, etdimittenobisdebitanostrasicutetnosdimittimusdebitoribusnostris (Хлеб наш насущный дай нам на сей день и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим).
Священник возносит руки к небу, уже почти полностью пронизанному яркими красно-жёлтыми лучиками солнца. Распахнув ворота алтаря, священнослужитель вышел к своей пастве для того, чтобы тех исповедать. Очередная порция разожжённого ладана ударила по носам прихожан, и они испытали прилив эйфории, ощутив приятный запах. Маленькими шажками, под песнопения певчего парня и чтения евангелиста, горожане преодолевали путь к искуплению и становились под святой покров, озвучивая шёпотом священнику совершённые ими грехи.
Закончив исповедовать всех граждан города, священнослужитель удалился к алтарю для освещения хлеба с вином. Причастив всех исповедавшихся, он начал прочтение проповеди:
– Братья и сёстры! Сегодня я хотел бы поговорить о насущных нуждах человека и об их сочетании с духовным обликом. Мы переживали трудные времена. Наши братья и сёстры, дети и родители умирали, словно мухи…
Хоть священнослужитель и был новеньким в городе, но он успел застать последние пару кризисных лет из нескольких десятков. Времена были ужасные. Сначала по всей территории облагороженных домов расходился стойкий убойный запах, исходящий из домов несчастных. В дома с такими источниками запаха боялись заходить даже самые отчаянные. Истощённые от обезвоживания, с рыхлой и бледной кожей, зловонные трупы валялись на дорогах, как выброшенный мусор, а ещё живые хватались за живот и корчились от адских мук. Не вынося страданий, приносимых рвотой и кровавым поносом с ужасными схваткообразными болями, некоторые из последних сил выползали на улицу, ожидая уже помутившимся мозгом помощи. Но они умирали, присоединяясь к другим, оставляя лишь зловонный след с кровавыми прожилками. Вымирали целые семьи. В деревнях некому было работать в полях, а в городах некому было работать, создавая инструменты для возделывания этих самых полей.
