Благодарность.
Эту историю я написала не одна.
Она родилась из разговоров, пауз и живого взгляда того, кто был рядом.
Влад – твоя тишина и твои слова держали меня на пути, где нельзя соврать ни одной нотой.
Эта книга – наше общее дыхание.
Арина Велер.
В зале было шумно, слишком ровно и глянцево, казалось, что здесь нет места настоящим чувствам. София постояла у дверей, но так и не подошла к своим картинам. Казалось, люди смотрят сквозь них – и не замечают её, ту, чьё творчество они так пристально и придирчиво оценивают.
Она вышла в сад. Там пахло мокрым камнем, а ароматы трав, переплетенные с вечерней прохладой после дневного зноя, наполняли её спокойствием. На бортике фонтана блестела тонкая полоска воды. И вдруг – звук. Виолончель.
Низкий, тянущийся, словно задевающий невидимые струны её души. Он прошёл сквозь тело, оставив за собой дрожь – не пугающую, а ту, что рождает странное возбуждение и восторг одновременно.
Он сидел у фонтана. Она увидела его силуэт. Мужчина, деталей почти не различить, но широкоплечий, словно Атлант с античных барельефов. В его руках – виолончель, из неё он, будто из глубины собственного сердца, извлекал тот самый мотив, что так заворожил Софию.
София остановилась. Хотела уйти, чтобы не нарушить этот момент откровения чужой души музыки, – но осталась. Их взгляды встретились. В его глазах было что-то тяжёлое, в её – интерес, который она не успела спрятать.
Смычок дрогнул, звук оборвался на секунду, но, тут же снова потянулся дальше. Она сделала шаг назад, ещё один. Он ничего не сказал. И правильно – такие мгновения не терпят слов.
Когда она вернулась к свету и голосам зала, сердце всё ещё билось в такт той музыке.
Главный зал был полон: кто-то смеялся громко и нарочито, кто-то щёлкал телефоном, стараясь запечатлеть «момент искусства». София скользнула взглядом по своим полотнам и почувствовала то знакомое щемящее ощущение: люди обсуждали их так, будто знали о ней больше, чем она сама.
И среди этой толпы был он.
У её картины. Чёрная рубашка, строгий силуэт, футляр виолончели у стены. Вчера он был Атлантом в полумраке сада, фигурой из камня и музыки. Но теперь перед ней был не миф, а вполне реальный мужчина. И чем дольше София смотрела на него, тем труднее было удерживать себя в холодной маске равнодушия. Желание росло тихо, но неотвратимо, и от него она замирала так же сильно. как от его музыки вчера.
