Персиваль и Ассоль

Имя: Ассоль

Псевдоним: Ассоль

Фрагмент прошлого: Родители развелись с грохотом разбитой посуды и невыплаканных обид, когда ей было десять. Потом – первая любовь, ушедшая в тишине, оставив записку на холодильнике. Дружба, рассыпавшаяся в прах из-за сплетен. Каждый уход – это шрам. Некоторые, как от родителей – глубокие, давно затянувшиеся рубцы, ноющие перед дождем. Другие, как от недавнего предательства подруги – свежие, воспаленные, сочащиеся горечью при неловком движении мысли. Жизнь превратилась в серую рутину: работа (копирайтер на удаленке), потолок над головой (крохотная однушка в спальном районе), бесконечный поток сериалов на ноутбуке и тишина, такая гулкая, что в ушах звенело.

И второй неизвестный нашей истории

Псевдоним: Персиваль

Это случилось в одну из тех ночей, когда бессонница была острее любой боли. Ассоль блуждала по малоизвестному литературному форуму, где пользователи анонимно выкладывали свои мрачные стихи и отрывки из незаконченных романов. В разделе "Заброшенные истории" она наткнулась на странный текст – смесь сюрреалистичной прозы и отчаянного крика о помощи, подписанный ‘Персиваль’. Что-то в этих строчках задрожало в унисон с ее собственной раной. Не думая, она оставила комментарий: "Ваша заброшенность кричит громче, чем слова. А кровоточащие края истории – самые живые."

Ответ пришел мгновенно, будто он тоже сторожил экран в этой ночной пустоте: "Ассоль… Как девушка из сна. Вы читаете между строк, где я прячу боль. Спасибо."

Так все началось. Их диалоги в чате форума стали ее маяком в серых буднях. Персиваль – призрачный рыцарь с экрана. Он не задавал лишних вопросов, не требовал откровений. Он слушал. Он ловил ее полутона, ее недоговорки о боли. Он отвечал не банальными утешениями, а странными, абсурдными историями из своей "жизни": как он однажды разговаривал с городской скульптурой, как пытался поймать улетающую мысль сачком для бабочек, как нашел в парке часы, показывающие только время дождя. В его безумных историях была какая-то искаженная правда, какое-то мужество смотреть в лицо абсурду, которого ей так не хватало. Он стал ее опорой – невидимой, цифровой, но прочнее бетона. Ее надеждой, что в этом хаосе мира есть кто-то, кто понимает язык ее шрамов.