У всех Хэллоуин каждый год. У меня – каждый вечер.
(с) Оззи Осборн
Шел три тысячи шестьсот пятьдесят второй день и десятый по счету Хэллоуин, как мир чуть не был уничтожен. Правда, никто совершенно не знал об этом. Никто из живущих вне Тонкого мира, за пределами этого Осколка. Сегодня исполнилось ровно десять лет, как Он находился здесь, и этот Хэллоуин должен был быть отпразднован ровно так же, как и предыдущие девять.
В хэллоуинский вечер Он первостепенно отправлялся на поиски своего Соседа и неизменно его находил. Тот каждый раз вел себя по-разному: когда с горьким смехом сдавался добровольно, когда, цепляясь за одежду, умолял взять его с собой, когда пытался прятаться, когда убегал, когда дрался… Когда просто беззвучно плакал, невидящими глазами вытаращившись в пространство. Все реакции Соседа были словно колода из нескольких десятков карт – некоторые из них Он уже хоть раз да наблюдал, но никогда не знал, выпадет на этот раз новая или та, которую Он уже видел.
Не знал Он и то, какую эмоцию будет испытывать в момент связывания. Иной раз ему было ужасно Соседа жаль, иной раз Он приходил в лютое бешенство. Иногда, снедаемый виной, почти соглашался на уговоры (однако вовремя одумывался и давал заднюю). А иногда просто не испытывал ничего: в такие моменты внутри него будто разверзалась пустота, совсем как в тот самый первый Хэллоуин, когда он на спор решил сюда взобраться.
Злоба, сострадание, симпатия, отчаяние, жестокое ликование – чувства сменяли друг друга, точно кто-то без конца встряхивал их, яростно перемешивая в калейдоскопе его уставшего разума. Сменялся за годом год. За осенью приходила следующая осень. За очередным отгоревшим Хэллоуином непременно наступал другой, и тогда все происходило согласно одному отработанному сценарию.
Он подтаскивал Соседа к железной, покрытой шероховатой ржой балке с табличкой. Тот вырывался, точно безумный (или покорно шел следом, или прыгал вниз, или орал сиреной), а с начинающих понемногу темнеть небес на них в этот миг лился пронзительный алый свет первого зарева, знаменующего намерение Древних.
Потом Он крепко, надежно приматывал чужие тонкие руки к балке веревкой, свитой из обыкновенной разорванной на лоскутья простыни. Нельзя было позволить Соседу отпраздновать Хэллоуин! Нельзя было допустить, чтобы он еще хоть единожды вошел в Потсфилд, чтобы заговорил с кем-нибудь, а после привел сюда и упросил завершить
