На Кипре, уж давно, когда-то
Жил в старину Пигмалион.
Он одиноко жил, богато,
Но женщин ненавидел он.
У каждой был порок несносный,
Который друга огорчал.
И этот недостаток грозный,
Любовный брак отягощал.
Он посвятил себя искусству,
Оно альтернатива, новь.
Достойная такому чувству,
Как безграничная любовь.
Её ваял он в белом камне,
Над ней трудился день-деньской.
И создавал в строжайшей тайне,
Ту, что была его тоской.
Оттачивал свою скульптуру,
За дюймом дюйм с душой большой.
И в образе создал фигуру,
Красы добившись – вне неземной.
Пусть видят идеальность линий,
Пускай сравнять с женой своей.
В них красоты той нет поныне,
Одни пороки из сетей.
Он любовался изваяньем,
Он обнимал и целовал.
Одаривал всем одеяньем,
Браслеты, кольца надевал.
Но много ль нужно было камню,
Но он заботился о ней.
Он нёс её в свою же спальню,
И накрывал её теплей.
Он ей дарил цветов букеты,
О чувствах мысленно мечтал.
С ней говорил, и ждал советы,
И вот, вдруг этот день настал.
Увидев это обхожденье,
Венера чудом снизошла.
Такое чувство, откровенье,
Она вознаградить должна.
На Кипре к празднику Венеры,
Пошёл и сам Пигмалион.
У алтаря восполнен веры,
Стоит и просит чуда он.
Венера сжалилась, простила,
За женоненависть к другим.
Пигмалиона одарила,
Подарком крайне не земным.
Когда пришёл к своей скульптуре,
Он вновь её за стан обнял.
Прижался к ней, в своей натуре,
И крепко в губы целовал.
Вдруг он тепло в руках почуял,
Румянец вышел на щеках.
И ожила совсем статуя,
Пред ним вся в красочных шелках.
И превратясь в душу живую…,
Сыграл он тут же свадьбу с ней.
Такую яркую, большую,
В святом величьи семи дней.
Воспели в свадьбе той Венеру
Посажена была, как мать.
И укрепила чувства в веру,
С ней наступила благодать:
Родился сын у Галатеи,
Он Пафосом был назван в честь,
Безумной страсти и затеи,
Которая свершилась здесь.
Вот, как любить должны мы женщин,
Его поступок всем пример.
Среди преданий, самых вещих,
Большой и трепетный размер.
