Пролог
Кого ни спроси, а поместье Беренхаурт во все времена являло пример исключительного комфорта и тёплого, домашнего уюта. В любую погоду, ото дня к ночи, из года в год. Даже для самого не в меру искушённого аристократического семейства это было так. И это было неизменно. Беренхаурт считался желанным призом, яркой мечтой, наградой за победы и выслугу. На заре новой эпохи за право владеть им велись войны, плелись при дворе интриги, лезвия кинжалов сдабривались страшнейшими из ядов. Его же использовали как основной лот на торгах, как последний аргумент в спорах, как приданое на свадьбу молодым. Дабы скрепить союз чем-то более значимым, нежели любовь и страсть.
Не единожды поместье переходило из рук в руки, и в том не было ничего удивительного.
Некогда Беренхаурт назывался совсем по-другому, – сейчас уже не важно, как именно, – и являлся не чем иным, как удельным аббатством, расположенным на плато меж Шеренерских гор. Во времена заката драконьего культа аббатство оказалось отнято у духовенства в пользу нужд и прихотей новых аристократических родов, и именно тогда-то и проявилась истинная красота этого места. Редкие рахитичные перелески были безжалостно вычищены, а на местах тех высажены сады и выложены парковые аллеи; болотца засыпаны, озёра и ручейки углублены. Буйным полевым цветам пришлась по душе здешняя почва, очищенная от сорняков и валежника, а само здание аббатства подверглось основательной перестройке. И всё это великолепие окружали хребты естественной горной котловины, отсекающие прочь весь остальной грешный мирок.
Однако если у кого и оставались сомнения в красоте и исключительной одухотворённости этих просторов, – осенняя пора с лёгкостью излечивала подобный недуг. Если Беренхаурт запросто мог утереть нос любому богатому имению, то осенний Беренхаурт превосходил даже себя самого. Что, в общем-то, и неудивительно для продуваемой всеми вольными ветрами долины Эшенгейл. Именно осень оставалась здесь истинным правителем. Осенние ненастья являлись на эту землю когда им вздумается, и только госпожа осень правила здесь бал. Глубокой осенью всё и началось.
Нынче в поместье было людно.
Речь, разумеется, шла не о суетливой челяди – не о поварах и виночерпиях, конюхах и садовниках, лакеях, постельничих, камеристках и всех прочих, коим нет числа и без кропотливого труда которых уют этого места оказался бы недостижим. Нет, это хозяин изволил созвать гостей.
