Пролог. Город, который спит
Он просыпается каждое утро ровно в 6:06. Ни раньше, ни позже.
Город – словно хорошо натянутая скатерть: без складок, без запахов, без мыслей. Люди двигаются по разметке, не глядя в небо. Слишком ярко. Там можно что-то увидеть.
Ему 38. В паспорте – имя, но он его не любит. Оно как пароль, который кто-то придумал за него. Он смотрит. Наблюдает. Каждый день – в кафе, в транспорте, за окнами. И чувствует: всё не так. В воздухе – привкус пыли, в телевизоре – тишина, даже когда он кричит. Люди улыбаются, но только до ушей. Дальше – пустота.
Они не говорят об этом. Никто не говорит.
Про детей, исчезающих в благотворительных клиниках.
Про молодых тел, у которых берут «терапевтический материал».
Про то, как элита города пьёт молодость в бокалах, пахнущих болью.
Он однажды услышал это слово – адренохром – будто кто-то выкрикнул его сквозь сон. С тех пор оно шепчет в зеркале, когда он бреется. В снах оно превращается в сирену.
Иногда ему кажется: если повернуть голову достаточно быстро, можно увидеть, как реальность отстаёт. Как будто она не настоящая. Как будто кто-то рисует её в спешке.
Он не герой. Он не знает, что делать.
Но он видит.
А это, в этом мире, уже преступление.
Глава 1: Город, Который Спит
6:06.
Опять это время. Часы не звенели. Я не ставил будильник.
Просыпаюсь сам – как по команде.
Снаружи – всё в порядке. Тишина. Асфальт выглядит чистым, слишком ровным. Воздух – как будто обработан. Ни запаха, ни холода. Просто… ничто.
Я встаю. Открываю окно.
Город дышит ровно, как тело, которому дают обезболивающее. Дома стоят как мраморные надгробия. Машины ездят. Люди идут. Но никто не смотрит вверх.
Никто никогда не смотрит вверх.
Я замечал это раньше. Тогда – мимоходом. Сейчас – как правило.
Я пытался. Несколько раз останавливался на перекрёстке и смотрел на небо. И каждый раз – чувствовал: я нарушаю.
Не закон. Не порядок. Что-то другое. Что-то, что не хочет быть замеченным.
Сегодня я заметил мужчину, сидящего в кафе напротив.
Мы встретились взглядами – ровно на полсекунды.
А потом он как будто стерся. Нет – не исчез. Он остался сидеть. Но его выражение, его лицо – стало… нейтральным. Пустым. Как будто кто-то сменил маску.
