Дизайнер обложки Мария Сергеевна Дягилева
© Александр Владимирович Карпенков, 2025
© Мария Сергеевна Дягилева, дизайн обложки, 2025
ISBN 978-5-0067-4412-7
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Дорогой читатель,
Перед тобой – история, основанная на реальных событиях. Виктор Хрисанович Кандинский (1849—1889) – выдающийся русский психиатр, чьи работы о псевдогаллюцинациях и психических автоматизмах перевернули науку. Его жизнь оборвалась трагически. Он умер там же, где лечил других – в психиатрической лечебнице, с тем же диагнозом, который когда-то вписывал в чужие истории болезни.
Эта повесть – попытка услышать голос человека, затерянного в лабиринтах собственного разума. Попытка понять, каково это – чувствовать, как рушится твой мир, и при этом беспощадно документировать крушение. Здесь нет вымысла в деталях лечения (бромиды, холодные обертывания, клиника Штейна), нет натяжек в симптомах – только честная хроника падения, написанная с пронзительной болью и научной достоверностью.
>Посвящается Марии Сергеевне Дягилевой.
Часть I. Тени Предчувствия
Петербург. Октябрь. Дождь. Не тот яростный, хлещущий ливень, что смывает краски с города, а мелкий, назойливый, как через сито. Он сеялся уже третью неделю, пропитав сыростью камни, дерево, души. В окна квартиры на пятом этаже дома у Семеновского моста стекали мутные ручейки, искажая вид на бесконечные мокрые крыши, трубы, далекие колокольни – все в серых размытых тонах.
Виктор Хрисанович Кандинский сидел за письменным столом. Перед ним лежали исписанные листы – черновик статьи о дифференциальной диагностике истерии и начинающейся паранойи. Рядом громоздились медицинские журналы, учебники, выписки. Воздух был густ от запаха старых книг, пыли и мокрой шерсти, на спинке стула висел поношенный халат. Сам Виктор Хрисанович казался частью этого кабинетного пейзажа: худощавый, чуть согбенный, с бледным, утомленным лицом и глубоко посаженными глазами, в которых светился напряженный, почти болезненный интерес к тексту. Пальцы, тонкие и нервные, перебирали перо, но не писали. Мысль, еще недавно ясная, расплывалась, как город за мутным стеклом.
«Субъективные ощущения больного… объективные признаки… где грань?» – пронеслось в голове. Грань… Она всегда волновала его как психиатра. Где кончается здоровье и начинается болезнь? Где усталость переходит в неврастению, а тревожность – в предвестник бреда? Он взглянул на чайник на краю стола – фаянсовый, с потрескавшейся глазурью. Анна Петровна ставила его час назад. Чай давно остыл. Виктор Хрисанович потянулся, и кости хрустнули с неприятной отчетливостью. Бессонница последних ночей давила свинцовой усталостью, но сон не шел. В ушах стоял гул – то ли от дождя за окном, то ли от тишины огромного города, то ли изнутри.
