Что-то потревожило Джаана. Спросонья он не сразу понял, что кто-то приблизился к ограждению. Джаан насторожился, приготовился к нападению. Нет. Прошли мимо. Опять никого живого поблизости. Он закрыл глаза и снова погрузился в сон.
Джаан исполнял приказ: «Спрячься. Никого не пускай. Жди». Уходя, Хозяин активировал защитную сеть и замкнул её на Джаана, чтобы он питал систему защиты и маскировки. Хозяин считал такой способ наиболее надёжным в своё отсутствие, а когда находился в доме, переключал защиту на себя.
После ухода господина удел одинокого сторожа – тоска и голод. Много, очень много раз времена года сменили друг друга с того дня, сколько – Джаан не считал. Если бы можно было забраться в лампу, не было бы нужды просыпаться, мучиться от голода и тратить силы на маскировку. Но Хозяин посчитал иначе: именно Джаану доверил он дом, и потому, уходя, запер дверь кабинета, за которой осталось убежище Джаана. Пришлось верному слуге устроиться около двери хозяйского кабинета. Маскировка, щит и сторожевая сеть постепенно вытягивали силы, и тогда приходил голод.
Добыть еды охотой было бы нетрудно, не будь Джаан прикован к защите. Энергетических цепей хватало ровно на территорию хозяйского подворья. Приходилось довольствоваться тем, что приближалось к дому. Но постепенно добычи становилось всё меньше, а с течением времени она почти пропала. Джаан чувствовал, что сила, а вместе с ней и жизнь, как вода в часах, вскоре совсем утечёт. И тогда, наконец, он освободится. Смерть не пугала. Джаан знал, что умерев здесь, он возродится в другом, может быть даже в родном мире. Если Хозяин не вернётся, Джаан покинет пределы чуждого ему мира, ибо под любыми небесами нет ничего вечного.
На окраине маленького крымского городка стоял старый полуразвалившийся двухэтажный каменный дом с небольшой башенкой на плоской крыше. Когда-то она составляла дополнительный этаж. Перед входной дверью раскинулась терраса, с деревянными резными колоннами.
Стены дома были сложены из неотёсанного известняка. Белая глина, которой они были обмазаны, давно искрошилась, и стены потемнели.
Башенка на крыше и вовсе развалилась: вместо неё торчали, как обломки зубов, острые камни.
Только рубиново-красная черепица по-прежнему нарядно алела на солнце в тех местах, где ещё сохранилась. Но эти яркие пятна только подчёркивали общую унылость и обветшалость.
