Тёплое утро, в котором ещё не чувствовалась дневная усталость, обнимало землю прозрачным светом. Птицы будили эхо, и лес шептал листвой. Два друга – поэт и художник – шли по тропинке, разговаривая не словами, а взглядами, тишиной и лёгкими улыбками.
И вдруг – перед ними раскрылась зелёная поляна, а за ней – озеро. Тихое, бирюзовое, будто застыло от восторга. Солнце щедро роняло в него блики, и вода играла ими, как дитя – стекляшками. Над поверхностью порхали стрекозы, и воздух дрожал от звуков жизни.
Художник, не говоря ни слова, поставил мольберт. Порыв ветра тронул его кисти. Он работал быстро, захватывая на холсте свет, дрожание воды, зыбкость отражений. Его глаза были полны огня – он ловил мгновение, как хищник – дичь.
Поэт стоял чуть в стороне, держал в руках потрёпанную тетрадь. Он уже читал – полушёпотом, не столько художнику, сколько озеру, птицам, самому себе:
«В Зелёный мир спешим. Его мы понимаем.
С весёлой бабочкой кружиться мы желаем
И с муравьишкой подружиться мы хотим
С травинкой и цветком поговорим.
Услышать небо, птиц и облака
Спросить у озера, а где твоя река?
И отдыхать, на травке поваляться.
Встречать рассвет и радостно смеяться….»
– Мы напишем о нём песню, – сказал поэт, не отрывая взгляда от воды. – Чтобы каждый, кто услышит, услышал и это озеро.
Художник не ответил. Он продолжал писать. Его кисть плясала, как бабочка на волне. Он был весь – в отражении, в деревьях, в цвете, в той самой тропинке, по которой свет спускался к воде. И в этой тишине было всё: и дружба, и вдохновение, и свет, который живёт только в такое утро.
Художник не мог оторваться от мольберта. До самого вечера он писал – быстрыми мазками, горячо, будто боялся потерять ту самую искру, тот волшебный свет, который задержался над озером всего на несколько часов.
– Завтра продолжишь, – сказал поэт, потягиваясь и прикрывая глаза от закатного солнца. – Оно никуда не денется.
– Не могу. Оно сейчас другое, – ответил художник, не поднимая головы.
Поздним вечером они развели костёр, поджарили хлеб и овощи, зачерпнули в кружки прозрачной холодной воды прямо из ручья, что впадал в озеро. Она казалась сладкой, как детство. Потом, уставшие и немного молчаливые, устроились в палатке.
