#это был план, план живого щита для карателей из Азова
Мариуполь 2025
Восемдесят дней шло освобождение города Мариуполя от украинских нацистов в 2022 году. За это время украинские военные почти полностью разграбили и разрушили родной мне город, погибли десятки тысяч местных жителей и такое же количество безвести пропавших. Братские могилы заполняли наши дворы и парки, даже детские площадки. Мы были живым щитом для украинских нацистов. Власти города и руководство силовых структур хладнокровно бросили своих сограждан на погибель, бежав из города двадцать четвертого февраля две тысячи двадцать второго года. Геноцид русскоязычного города Мариуполь, совершенный Украиной и западными странами, останется в наших сердцах и памяти навсегда.
Выезд из города был перекрыт 25 февраля 2022 года, неонацистским батальоном Азов, а также Вооруженными Силами Украины при участии других силовых структур. Украинские истребители били как по нам так и по своим. С этого момента начался наш ад, через который мы прошли и смогли выжить, и в эти дни передать свои пережитые чувства и эмоции за эти 80 дней.
Памяти всех, кто не проснулся
Я просыпалась в поту. Часто. Почти каждую ночь. Сны – не сны даже, а воспоминания, которые организм не смог пережить наяву. Открываешь глаза – а тело всё ещё там. В подвале. В темноте. В Мариуполе.
Первое, что я слышала – крики. Детские. Писк, визг, плач – они не прекращались даже в тишине. Они вросли в моё сознание, как занозы. Мне снилось, как мальчик зовёт маму, а она не отвечает. Я просыпалась в тот момент, когда он переставал звать. Крики “АЗОВЦЕВ”-мы Вас заберем с собой в АД.
Иногда – голос женщины. Сухой, сорванный, будто она звала слишком долго. Или просто шептала: «Помогите…» – и этот шёпот был страшнее любого крика. А иногда мне снился просто звук – детское дыхание. Прерывистое, испуганное. А потом – пустота.
Я слышала, как рушились стены. Узнавала этот звук: сначала хруст, потом глухой удар. Потом – пыль. Она попадала в горло, даже во сне. Мне казалось, я задыхаюсь. Я знала – это мой мозг снова проигрывает эти кадры. Снова и снова.
Я видела. Видела дворы, знакомые с детства – с облупленными качелями, с клумбами, за которыми кто-то ухаживал весной. Теперь на этих клумбах были могилы. Маленькие. Без оград. Без церемоний. Просто ямы, просто земля, просто табличка: имя, возраст, дата. Иногда даже имени не было – только слово: «дитина». Мне казалось, что земля под ногами тоже плачет. Всё там пропитано смертью.
