Солнце, словно раскаленный диск безжалостного бога, нещадно палило с вышины, обжигая незащищенную кожу юного принца Кассила. Под его усталыми ногами песок не скрипел – он шуршал и шелестел, словно шепот тысяч древних голосов, затерянных в этой бескрайней, золотой пустыне. Она простиралась во все стороны, казалось, до самого края света, волнуясь, как безбрежное море, застывшее в момент прилива.
Кассил устало провел ладонью по вспотевшему лбу, его взгляд, полный одновременно надежды и отчаяния, опустился на старую, ветхую карту в его руках. Выцветший пергамент был испещрен сотнями складок, изрезан трещинами, словно паутина морщин на лице древнего старца. Каждый изгиб, каждая потертость казались не просто следами времени, но посланием – словно сама пустыня, с ее безмолвными тайнами, пыталась проявить себя на этом хрупком клочке бумаги.
«Где же сокровища? – подумал он, его взгляд скользил по тусклым, почти стершимся отметкам, умоляя ветхий пергамент выдать свои секреты.
– Где скрыто то, что ищут поколения?– Но карта молчала, лишь изредка шелестя в иссохших пальцах. Внезапно, словно по прихоти самой пустыни, наглый порыв ветра, будто невидимая рука, вырвал ее из ослабевших пальцев принца. Карта, легкая и беззащитная, закружилась в диком, свободном танце, став частью песчаного вихря, который, словно живое существо, взметнулся ввысь, унося с собой единственную надежду Кассила.
– Эй, подожди! – голос принца, Кассила, сорвался в отчаянном крике. Он помчался вперед, сердце колотилось в груди, как пойманная птица, но она, словно призрак, растворилась в кружащем песке, не оставив и следа. Ее будто никогда и не было. Принц резко остановился, тяжело дыша. И тут, сквозь пелену растерянности, его взгляд зацепился за нечто иное – древний песчаный бугорок. Он выглядел так, будто хранил в себе тайны веков, молчаливый свидетель давно минувших событий.
Ещё вчера Кассил и представить себе не мог таких приключений. Его дни текли размеренно, словно золотой мед, в роскошных стенах дворца. Утро начиналось с уроков этикета, где он учился грации и искусству беседы, днем были шумные игры с друзьями в обширных садах, а вечера проходили в уютных залах, полных смеха и предвкушения завтрашнего дня. Он был далек от опасностей и тайн, погруженный в мир, где единственным его беспокойством было запоминание сложной родословной или освоение нового па в танце. Но привычный ход жизни Кассила нарушил властный зов отца.
