ПЯТАЯ ЧАСТЬ. АМЕЛИ: ТЕМНАЯ НОЧЬ ДУШИ.
Монреаль, 1964 год.
Дождь барабанил по крыше родильного отделения больницы Святого Иосифа с настойчивостью предвестника. Мари Дюваль вцепилась в край больничной кровати побелевшими пальцами, её тело выгнулось в дуге непереносимой боли. Её разорванное схваткой дыхание смешивалось с низким гулом грозы снаружи. Необычно сильная для апреля, гроза казалась живым существом – молнии били с такой частотой, что ночь за окнами превращалась в пульсирующую стробоскопическую галлюцинацию.
"Ещё немного, мадам Дюваль," – говорила акушерка, вытирая пот со лба роженицы. На лице медсестры застыла профессиональная улыбка, но в глазах мелькала тревога. Шестнадцать часов родов – слишком долго. "Ребёнок уже совсем близко."
Но Мари едва слышала её. В лихорадочном полубреде, где боль размывала границы реальности, ей чудилось, что комната наполнена синим свечением. Оно колебалось, как водная гладь, и сгущалось в углах, собираясь в полупрозрачные фигуры. Нечто присутствовало здесь – нечто наблюдало за процессом рождения с интересом, выходящим за пределы человеческого понимания.
*Мы здесь. Мы ждали так долго.*
Голос пришел не через уши, а словно проник прямо в мозг, минуя органы чувств. Он был подобен хору и одновременно одинок – многомерный, полный нюансов, недоступных человеческому восприятию.
Мари закричала, но не от боли – от внезапного осознания, что её тело стало порталом между мирами.
Когда ровно в полночь родилась маленькая девочка, молния ударила прямо в громоотвод на крыше больницы. На долю секунды всё электричество погасло, погрузив родильное отделение в непроницаемую тьму. А затем свет вспыхнул с удвоенной силой – лампы сияли с такой яростью, что несколько перегорело, осыпав пол осколками стекла.
Акушерка с тревогой наблюдала за тем, как новорождённая открыла глаза – слишком рано, слишком осознанно. И эти глаза… необычного сине-фиолетового оттенка, словно в них отражалась не больничная палата, а глубины космоса.
"Как вы назовёте её?" – спросила акушерка, машинально заворачивая ребёнка в одеяло, стараясь не встречаться с этим странным, слишком понимающим взглядом.
"Амели," – прошептала Мари, чувствуя, будто имя пришло к ней извне, вплетенное в грохот грозы и синее мерцание, которое только она могла видеть. "Её будут звать Амели."
