Глава 1: Город Тусклых Фонарей и Необычное Приглашение
Представьте себе, если сможете, Город, затерянный не столько в пространстве, сколько во времени – а может, и вовсе вне его привычного течения. Город Тусклых Фонарей. Никто из его обитателей, даже самые седобородые старожилы, уже и не помнил, чья рука зажгла эти фонари впервые, и отчего пламя в них было таким скудным, таким нерешительным, словно ему не хватало воздуха или простой человеческой радости. Их слабый, дрожащий свет выхватывал из вечного полумрака приземистые дома с подслеповатыми окнами да редких прохожих, чьи лица казались вылепленными из того же серого, безрадостного материала, что и камни мостовой.
Краски здесь давно выцвели, словно извиняясь за свою былую яркость. Алый цветок, дерзнувший распуститься под чьим-то окном, быстро бледнел, поникал, стыдливо пряча свои лепестки. Небо? О, небо над Городом почти всегда куталось в плотную, непроницаемую вуаль облаков, и жители давно позабыли, бывает ли солнце иным – ослепительным, золотым, дарующим тепло. Они сроднились с этой вечной серой полутьмой, с этой тишиной, которую лишь изредка нарушало шарканье стоптанных башмаков по брусчатке да приглушённые, лишённые эмоций разговоры, больше похожие на обмен вздохами.
Нет, жители Города Тусклых Фонарей не были злы по своей природе. Просто… они смертельно устали. Устали от дней, похожих друг на друга, как две капли мутной воды, от нехватки света в своих домах и душах, от самих себя, наконец. Каждый в этом городе был поглощён своими маленькими, но такими, казалось ему, важными заботами. Один с упорством маньяка пересчитывал по вечерам свою коллекцию старых, пыльных шляп, страшась не столько пропажи, сколько нарушения привычного ритуала. Другая, дама с печальными глазами, без конца переставляла на комоде армию фарфоровых слоников, тщетно пытаясь найти для них то единственно верное место, которое принесло бы ей хоть каплю покоя. А третий, солидный господин с неизменным портфелем под мышкой, ежедневно наматывал круги по одним и тем же улицам, от одного серого дома к другому, с важным видом рассказывая встречным о своей невероятной занятости, хотя никто, положа руку на сердце, не мог бы сказать, в чём эта занятость заключалась и приносила ли она хоть кому-нибудь пользу.
