Алексей Кайдановский сидел на неудобном стуле и думал, что чистилище, должно быть, выглядит именно так. Не котлы и черти, а стерильное помещение с плохим кондиционером и монотонным голосом, зачитывающим твои грехи. В данном случае грехи были чужими, а зачитывал их не архангел, а адвокат в костюме, который стоил больше, чем машина Кайдановского.
Это была финальная стадия voir dire – отбора присяжных. Двенадцать измученных душ, прошедших через сито допроса. Кайдановский оказался одним из них. Присяжный №7.
– Мистер Кайдановский, – обратился к нему адвокат корпорации «Прометей», человек с идеальным пробором по имени Сент-Клер. Его голос был гладким и дорогим, как кашемир. – Вы работаете системным администратором. Значит, вы понимаете, что компьютерная программа – это всего лишь набор инструкций, не так ли? Она не способна на злобу или ненависть. Она следует логике.
– Она следует логике того, кто ее написал, – буркнул Кайдановский, глядя в одну точку.
– Совершенно верно. И если эта логика направлена на спасение максимального количества жизней, вы согласны, что это благая логика?Сент-Клер едва заметно улыбнулся.
– Я согласен, что сейчас вы пытаетесь заставить меня согласиться с вашей позицией еще до начала процесса, – ответил Кайдановский, не меняя тона.
– У меня больше нет вопросов к присяжному номер семь, ваша честь.В зале послышались сдержанные смешки. Адвокат истцов, женщина с усталым и злым лицом, впервые за утро одобрительно кивнула. Сент-Клер не смутился.
Судья, безликая фигура в мантии, кивнул. Кайдановского оставили в покое. Он оглядел своих товарищей по несчастью. Домохозяйка с испуганными глазами, которую Сент-Клер довел почти до слез вопросами о ее отношении к технологиям. Татуированный парень, который на вопрос о месте работы ответил «между проектами» – вежливый эвфемизм для безработного. Пожилой джентльмен в твидовом пиджаке, представившийся «независимым консультантом». Двенадцать случайных людей, которым предстояло решить, виновен ли бог.
Дело было громким: «Кассандра Хейс и другие против корпорации “Прометей”».
Истцом была сама Кассандра Хейс, мать погибшей девочки. Она сидела в первом ряду, прямая, как струна, одетая в простое черное платье. Она не плакала, и от этого ее горе выглядело еще более монументальным. Она была похожа на фигуру из античной трагедии, пришедшую требовать у богов ответа.
