I
Голова Виктора, как всегда, нестерпимо болела. Челюсть ему сводило, глаза выдавливало, виски пульсировали, и мозг будто сжимало в тисках игольчатых рукавиц. Как всегда бывало при этом, появлялась глухота на левое ухо и неясное в нем же шипение. Хоть к 1856-ому году медицина и дошагала до каких-то высот, г-ну Ларионову врачи так и не смогли поставить точный диагноз. Наблюдался он у лучших докторов, имея к тому достаточно средств, и доктора эти ставили ему то тиф, то чахотку, то еще что-нибудь с потолка, никак не соотносящееся с настоящей болезнью. Один только предположил злосчастный аневризм, да должного лечения не прописал.
Тогда Виктор возвращался отставленным с московской службы в родные края, и лет ему было тридцать. Все его современники писали, вычисляли, рисовали, дослуживались до Анны, в общем, пытались еще хоть как-то до смерти весело протянуть, а вот г-н Ларионов не имел ни к чему решительно никаких способностей. Нет, он отнюдь не был бесталанным, необразованным и глупым человеком, каким может представиться по моему неумелому описанию, напротив, это был выдающийся, в большей степени философский ум, но ум, не имеющий возможности проявиться. Нельзя сказать, что был бы ум сей пригоден в прошлом или будущем, это был осколок какой-то неизвестной планеты, по воле случая упавший на плоскую Землю. До двадцати четырех Виктор «паясничал» – фиктивно состоя на службе (по связям, как водится), жил на Невском и бесконечно проматывал родительские деньги. Нет, он отнюдь не был сибаритом и транжирой, каковым его считали все родственники и встречно-поперечные знакомцы, но жизнь в центре, как известно, стоит денег больших. Видишь закономерность, читатель? Иду в отрицание, тогда как проще было бы перечислить все его положительные качества и с тем умолкнуть.
Образование Ларионов Виктор Степанович получил блестящее, но неполное, в совершенстве знал пять языков: первые три были, как и у каждого образованного человека, четвертый был родной – русский, а вот пятый – древнегреческий, который, конечно же, нигде впоследствии не пригодился. В целом не было чего-то такого, что Виктор бы не освоил, напротив, везде он был первым, любой ученый, пророк или просто проницательный человек предвидел ему выдающееся будущее. Многие дивились, что г-н Ларионов, обладающий столькими дарами, буквально поцелованный Господом Богом, нигде не задействован, никто не хочет брать его ни в наставники, ни в коллеги, ни в общества, что нет у него друзей или жены, хотя бы любовницы, и что, не имея ничего из этого, он чист, как агнец. Не видели его ни в борделях, куда было модно ходить, потому что «мужчине негоже быть высоконравственным, "неопытный" мужчина – дурной мужчина, а верный – еще дурнее», не видели его и в кабаках. Его нигде не видели.
