Света Шебунина
Ровно все и ничего больше
Тем, кто уже взрослый по паспорту, но все еще потерянный подросток внутри.
1.
Ночь сожгла ему пятки. Казалось, он прошел весь город, сбивая ноги о тротуар, пока не осталась только усталость. Дым сигарет въелся в пальцы, в одежду, в кожу – стал почти воздухом. Тео брел сквозь пустые кварталы. Рассвет подкрадывался медленно: неяркий, туманный, как будто сам не решался наступить.
Это была не просто тяжелая ночь – самая темная за год. Не из-за погоды. Из-за того, что произошло.
«Дальше все будет по-другому».
Многие отмахнулись бы: подумаешь, неприятности. Мелочи. Переживешь. Другие, наоборот, начали бы лезть в душу с добрыми намерениями и вывернутыми фразами вроде «выговорись, тебе полегчает». Тео ненавидел и то и другое. Обесценивание – холодное, будто лезвие по стеклу. Сострадание – липкое и слишком громкое. Но хуже всего – когда все это смешивается. Тогда не остаётся места тишине. А ему сейчас нужна была только она.
Тео свернул во двор, где еще с детства все оставалось почти без изменений: облупленные в некоторых местах стены, темная арка, и одинокая скамейка, на которой иногда по вечерам собирались шумные подростки. Сейчас тут было тихо. Даже тишина казалась уставшей. Он прошел мимо привычных теней, не оглядываясь. Будто и они сегодня смотрели в землю, не желая лишний раз встречаться взглядами.
Подъезд встретил влажной прохладой и запахом старого кирпича, будто время здесь остановилось на середине девяностых. Все выглядело так, будто город не замечал это место. Тео провел ладонью по стене, как будто на ощупь проверяя, действительно ли он вернулся, или все это все еще часть той тяжелой ночи.
Лестничные пролеты незаметно сменялись друг за другом, Все здесь было знакомо до мельчайших деталей, но ощущалось чужим, как чужое тело после долгой болезни.
Он остановился перед дверью. Серый металл тускло поблескивал в утреннем свете, пробивающемся сквозь грязное окно подъезда. Всё казалось немного не таким – будто он вернулся в дом, который тихо жил своей жизнью без него.
Щелчок ключа. Второй. Дверь сдалась с привычным скрипом.
Внутри пахло пылью и его собственным одиночеством. Он скинул обувь, бросив ее у стены, и медленно прошел вглубь квартиры. Свет не включал. Он рухнул на кровать – будто не спать лег, а сдался. Подушка была прохладной. Сердце глухо отстукивало где-то в груди, но даже оно звучало приглушенно.
