Воздух, сотрясаемый чем-то нездешним, звенел от крика.
– Не верю! Этого не может быть!
Толпа, застывшая в забытом богами уголке, впилась взглядами в небо, окрашенное в ядовито-фиалковые тона. Еще миг назад по нему катился ослепительный шар, объятый белой сферой света. Теперь же, расколовшись на три роковые части, он вспыхнул прощальным заревом и рухнул за горизонт в разные стороны, оставив лишь горький дым и тревожные искры магии.
Как тени, сотканные из ночи, существа в черных, струящихся шелком мантиях сомкнули леденящее кольцо вокруг женщины. Ее белоснежные волосы вспыхивали в сумеречном свете, а фиолетовые одежды подчеркивали глубину глаз, в которых искра ярости прожигала насквозь. Голос ее, хриплый от неистовства, рвал тишину проклятиями, а взгляд дико метался, не находя выхода бессилию.
Рядом, в плаще цвета запекшейся крови, замер мужчина. Лишь по мертвенной бледности лица да сжатой в камень челюсти можно было угадать бурю под маской каменного спокойствия. Его глаза, столь же фиалковые, но сейчас темные от тревоги, метались между небом и женщиной. Усилием воли гасил он собственную тревогу, пытаясь унять ее бурю.
– Бель! Дыши! – Его голос, низкий и натянутый, как тетива, перекрыл ее крик. Он бросил ледяной взгляд на окружающие тени.
– Уведите ее. Немедленно!
Гневный голос Ханумана прокатился грозным эхом, содрогнув не только вершины гор, но и самый воздух. Приказ достиг цели – женщина с благородной проседью в волосах мягко, но неумолимо взяла Бель за руку. И прежде чем та успела вскрикнуть, обе растворились в сумеречном воздухе, будто дымка.
Оставшись один посреди каменного безмолвия, Хануман больше не сдерживался. Земля под его ногами вздыбилась, а валуны вокруг с грохотом разлетелись на куски, будто хрупкие сосуды. Последняя его команда, вырвавшаяся рыком, врезалась в скалы и замерла в тишине:
– Найти! Забрать! Стереть в прах!
***
Рита сидела на траве, провожая последние лучи солнца. Воздух был напоен тишиной и запахом полыни.
– Толечка, посмотри, как красиво! – воскликнула она.
Муж заглушил мотор старенького «Урала» и сел рядом. Он обнял ее с осторожностью, с какой держат хрупкий фарфор или спящего ребенка.