Луч утреннего апрельского солнца неприятно полоснул по лицу Виктора, выдергивая его из крепкого сна. Он недовольно застонал, ведь ночь без случайных пробуждений давно стала редкостью. Ночные кошмары мучили молодого человека в течение почти двух лет, с тех пор как…
Виктор с недовольным прищуром перевернулся на другой бок и попытался снова уснуть. Нет. Надо вставать. Через пару мгновений Виктор отжался от кровати, растягивая затекшие за ночь мышцы, после чего привычным движением сдвинул себя к краю спального места. Безмолвно ожидавшее его каждое утро кресло стояло напротив. Протертое сидение непрозрачно намекало на необходимость замены. “Пропержено совсем стало”, – как любил говорить дед при жизни.
Взъерошив неухоженные, напоминавшие хаотичный вихрь, черные волосы, Виктор приступил к утреннему массажу и разминке. Это одна из привычек, которую Константин Иванович, для своих “дед Костя”, глубоко вбил внуку на уровне подкорки. У ветерана Великой Отечественной войны было свое представление о воспитании мальчика. Сколько слез и соплей пришлось наматывать на кулак, прежде чем научиться самостоятельности, – страшно подумать. Однако теперь Виктор был бесконечно благодарен деду за те безжалостные, граничившие с жестокостью, уроки жизни. Это выковало его характер и напрочь уничтожило чувство жалости к себе.
“Выкинь эту дурь из головы. Наступит день, и никто не прибежит помогать – ты должен все делать сам”, – откликнулось из глубин подсознания.
Конечно, порой становилось совершенно невыносимо. Так, что все воспитательные оплеухи и понукания переставали работать. В ободряющих беседах дед был не силен, поэтому на помощь приходила мама. Привычным образом она каждый вечер массировала безжизненные ноги сына, параллельно рассказывая ему различные истории, а когда дед перегибал палку, утешала и вытирала слезы с глаз. Как же давно это было…
Закончив с упражнениями, Виктор ловко переместил себя на металлического ишака – еще одно интересное сравнение от деда.
“Ишак, потому что коню в скорости в разы уступает”, – говорил Константин Иванович, ухмыляясь. Почему-то дед находил эту шутку смешной.
Через десять минут на кухне, располагавшейся на том же этаже, что и спальня, запахло жареной яичницей. Бормотание старенького телевизора прямиком из девяностых немного оживило двухэтажный дом. Виктор давно смирился с внезапно нагрянувшим одиночеством, однако необходимость общения все же была ему присуща, так что он заполнял пустоту любыми доступными суррогатами. Конечно, телевизор в две тысячи седьмом среди молодежи уже считался чем-то начинавшим отживать свои последние годы. Тем более, когда речь шла о том толстом монстре, который целиком занимал одну из кухонных панелей. Однако дед, как и многие его сверстники, отказывался признавать технологический прогресс. Он с удовольствием изучал расписание телевизионных программ, держа в одной руке газету, а в другой – ручку, обводя кружочком интересующие его передачи. В его спальне на втором этаже даже стоял древний магнитофон с длинной, вытягивавшейся антенной. Вечерами Константин Иванович звал внука к себе в комнату и они, под аккомпанемент любимых песен, еще в молодости записанных на кассеты, решали сканворды, обсуждали прочитанные книги и тихонько подпевали известным советским певцам.
