Книга Соль

Ветер был солёный.

Как слеза, что долго не решалась упасть.

Море внизу – тихое, почти неживое, будто забыло, что умеет быть бурей.

Алиса стояла на вершине. Снег здесь уже растаял, но камни были холодные.

В руках – жестяная коробка, лёгкая, как пустота после слов «прощай».

В сумке – книга. Пустая. Страницы словно ждали.

– Ну вот, – прошептала она. – Дошла.

И разжала пальцы.

Прах исчез в воздухе – как дым. Как слово, не сказанное вовремя.

Море ничего не ответило. Оно никогда не отвечает.

А потом —

щелчок.

Хруст.

Как льдинка под каблуком.

Как кость, лопнувшая от времени.

Алиса вздрогнула.

Но уже не на вершине.

Не с ветром в волосах.

В городе. Утро которое пахло золой.

Огонь не торопился.

Он лизал страницы бережно, как котёнок – лапку, будто боялся обжечь слова,

которые Алиса когда-то берегла.

“Книги горят медленно”, – подумала она.

Слишком медленно.

Словно буквы цеплялись за воздух, чёрнели, сворачивались, пытались убежать от жара, но не от неё.

Это были записи – оставленные Дианой, её матерью.

Рецепты, пахнущие кореньями и бессонницей.

Зарисовки птиц, которых никто, кроме них, никогда не видел.

Сказки, неподписанные, непризнанные, неотпущенные.

И главное – слова.

Когда-то тёплые.

Теперь – вывернутые наизнанку. Холодные, как лекарство, которое не подействовало. Они звенели в голове, как медные монеты на гробовой крышке.

Она больше не слышала в них любви.

Только приказ.

Внушение.

Молчаливый страх.

И то самое «прости», которого не было.

Алиса бросала их в огонь – по одной.

Как судья.

Как дочь.

Как человек, которому осталась только зола.

Сначала пошёл в пламя травяной атлас, в котором между страницами лежали засохшие листья – базилик, мята, дурман.

Листья были старыми, как пролежавшие желтые страницы газеты.

А запах – не лекарственный.

Праховый.

Как если бы сама память сгнила и высыпалась на ладони.

Следом – восковая куколка.

«Хранительница», – говорила Диана.

Теперь её лицо поплыло, словно воск в стакане.

Глаза у куклы расплавились первыми.

Потом рот.

Он молчал. Как всегда.

А потом – рисунки.

Синие цветы, корявые стебли.

Подпись дрожащим почерком:

“Для мамы”.

Она тогда очень старалась.

Очень хотела, чтобы ей улыбнулись.

Пламя встретило рисунки с жадностью.

Чернила треснули,зашипели, спорили с ней.

Будто осуждали.

– Вот и всё, что ты мне оставила, – прошептала Алиса.

Голос был ровный, но в нём что-то дрогнуло.