Глава 1
Лондонское утро сочилось сквозь неплотно прикрытые ставни кабинета лорда Эшворта Пиппингтона той же неохотой, с какой сам лорд Эшворт обычно встречал подобные утра. Небо цвета старого олова тяжело нависало над городом, роняя на брусчатку мелкую, назойливую морось, превращавшую и без того сомнительные ароматы столицы в единую, всепроникающую эссенцию сырости и забвения. Туман, этот вечный компаньон лондонской осени, не просто висел в воздухе – он словно облеплял город ветхой, серой паутиной, стирая четкость линий, превращая прохожих в смутные тени, а кэбы – в призрачные ладьи, скользящие по морю вечной промозглости.
Лорд Пиппингтон, мужчина, чьи пятьдесят с небольшим лет были отмечены скорее не морщинами, а неким внутренним светом тихой, чуть старомодной мудрости, созерцал этот унылый спектакль из окна своего кабинета на Сэвил-Роу. В руке он держал чашку с чаем – напитком, к которому питал уважение, граничащее с благоговением, и который, по его глубокому убеждению, был способен разрешить если не все, то по крайней мере половину мировых проблем. Вторая половина, вероятно, требовала хорошего табака и камина, но об этом позже.
«Опять эта небесная канцелярия решила устроить всемирный потоп в отдельно взятом городе, – пробормотал он, обращаясь не то к своему отражению в стекле, не то к бюсту Марка Аврелия, сиротливо пылившемуся на книжной полке. – И почему именно тогда, когда я намеревался прогуляться до мистера Хэтчарда за свежим выпуском «Джентльменского журнала»? Воистину, провидение обладает своеобразным чувством юмора».
Его размышления о капризах судьбы и издательской индустрии были прерваны появлением Дженкинса, его камердинера, чье лицо сохраняло выражение стоического спокойствия даже тогда, когда потолок в гостиной начинал протекать с упорством ниагарского водопада. «Лорд Пиппингтон, с вашего позволения, прибыл посыльный от сэра Чарльза Уэзерби из Вестминстера, – доложил Дженкинс тоном, каким, вероятно, объявляли о конце света гладиаторам в Колизее. – Утверждает, дело не терпит отлагательств». «Дела, не терпящие отлагательств, имеют скверную привычку возникать в самое неподходящее время, – вздохнул Эш. – Не иначе как кто-то снова потерял любимую табакерку королевы или государственный муж забыл текст своей пламенной речи в парламенте. Пригласи его, Дженкинс. И принеси еще чаю. Боюсь, этот день потребует двойной дозы».
