Меня часто спрашивают, отчего в моих картинах столько леса.
Я и пишу его красками, и рисую карандашом.
Особо одаренные товарищи даже представляют меня этаким румяным грибником в прорезиненном плаще. В особенности, думаю, к подобному образу располагает мое замечательное древнеславянское имечко.
И очень удивляются, когда видят настоящего меня.
– Кто это? – проносится по галерее, когда я, опираясь на неизменную палку, появляюсь, по своему обыкновению, у кого-нибудь из знакомых за спиной.
– Как кто? – в свою очередь поражаются «посвященные». – Автор…
– Автор?.. – недоуменно поднятые брови. – Совсем его другим представляла…
Я понимаю их. Дама, которой я, будучи бедным студентом, пытался втюхать хоть что-нибудь из своих работ, бродя за ней на полусогнутых по мастерской (которую мы снимали на троих и там же и спали, поэтому выглядела она, сами понимаете), сказала, обводя изумленным взглядом холсты:
– У вас же лицо урбаниста, Ярослав. Где вы – и где все это?
Ничего не купила, естественно.
Я не знаю, как должен выглядеть урбанист.
Я тогда выглядел, как молодой человек, не жравший неделю, что практически соответствовало реальности. С идиотским платком на шее, идиотскими очками на носу и идиотской палкой в руках: меня тогда как раз угораздило сломать себе ногу.
Ничего страшного: перелом со смещением, два месяца на аппарате Илизарова.
Идиотскую палку я таскаю с собой по сей день, хотя врачи утверждают, что я нуждаюсь в ней примерно со степенью нуждаемости рыбы в предмете, спасающем ее от дождя.
Должен же, в конце концов, у каждого быть свой костыль.
«Выпендриваешься, Воробьев», – качает головой Тот, кто Мудрее.
Он всегда со мной, сколько бы мне не было лет.
И семнадцать, и двадцать пять, и, страшно подумать, тридцать три.
И он всегда старше и всегда на редкость омерзителен.
Меня утешает только одна мысль – рано или поздно он сдохнет.
Иногда я думаю, хватает ли у кого-нибудь ума связать меня, модного живописца, с маленькой заметочкой в районной газетке: «Пятеро московских студентов и преподаватель пропали в заповеднике при невыясненных обстоятельствах».
Эта заметочка уже шестнадцать лет режет мне глазасвоей несообразностью.
Наташка Панина не пропала при невыясненных обстоятельствах. Она выбросилась из окна московской психушки.
