Чужбина. Родина. Любовь

Все было иначе, но так вполне могло быть

А впрочем, он дойдет до

степеней известных,

Ведь нынче любят

бессловесных.

Грибоедов, «Горе от ума»

– Лови ее, держи!

– Быстрее, вон она, вон там!

Звонкие детские крики отражались от древних колонн и поднимались к небу. Сонное марево не по-весеннему жаркого полудня ползло над римским Форумом. Лениво каркала ворона, голоса резвых мальчишек то затихали, то вновь звенели в воздухе. Пара белокурых девушек, еще совсем юных, почти девочек, уютно устроилась на обломке колонны. Вдвоем они писали акварельный пейзаж. Неподалеку в тени сладко посапывала гувернантка из местных – даже весьма доходное место у богатых русских не избавляло итальянцев от любви к сиесте.

Пятнадцатилетняя Софи вертела на плече зонтик-парасоль и менторским тоном доказывала двенадцатилетней Натали, что тени не могут падать на землю подобно плоскому жирному блину. Они непременно должны изламываться в зависимости от объекта, от которого падают, а также от угла падения светового луча. Натали поставила кляксу в центр рисунка, с досадой отбросила кисточку и пробормотала:

– Сколько можно… Софи, сколько можно делать вид, будто ничего не происходит? Мы с тобой, будто два примерных ангела, маемся тут акварелью, Жан с местными бедняками по развалинам бегает, разбойником себя возомнил… А папа, папа тот и вовсе вечно пьян… Мы все будто не замечаем ничего! Софи, ведь так нельзя! Мы же не можем ждать этого?!

Софи совсем по-взрослому вздохнула, посмотрела в промежуток между колоннами – тринадцатилетний брат Иван собрал местную чернь, забрался повыше на какие-то руины и что-то восторженно доказывал мальчишкам. Те, открыв рты, внимали ему, словно пророку.

– Именно так, сестрица… Мы все именно ждем… Нам ничего боле не остается. Врачи бессильны, и мы все должны делать вид, что счастливы, дабы маменька меньше страдала…

Натали захныкала:

– Мне надоела эта Италия! Я хочу домой, в Москву… Когда все это кончится?..

Софья встала, строго сдвинула брови: