Москва, январь 1728 года
Морозный ветер гулял по заснеженным улицам Первопрестольной, цепляясь за золоченые купола Кремля и скрипучие телеги с сеном. В Лефортовском дворце, где резные ставни стучали от порывов вьюги, юный государь Петр Алексеевич сидел у камина, обложенный подушками в кресле из красного дерева. На столе, покрытом фламандским кружевом, дымился самовар, а рядом лежала нераспечатанная депеша от шведского посла – с позолотой и черной сургучной печатью.
– Ваше величество, князь Иван Алексеевич Долгоруков просит аудиенции, – доложил камердинер, склонив голову.
– Пусть войдет, – махнул рукой Петр, поправляя камзол, от которого пахло порохом и конюшней. Он только что вернулся с медвежьей травли в Сокольниках.
Князь вошел, как вихрь, в собольей шубе, с лицом румяным от холода.
– Царь-батюшка! – начал он, целуя край одежды. – Австрийский посол опять толкует о союзе против турок. Да и шведы, псы, грозят войной, коли не вернем Выборг…
– Брось, Ваня, – перебил Петр, играя серебряным ножом для разрезания бумаг. – Ты лучше скажи, когда новые гончие прибудут из Тулы? Нынешние – одни кости да шерсть.
За окном, в парке, засыпанном снегом, виднелись обледеневшие статуи Аполлона и Дианы – наследие петровских времен. На стене висел портрет деда, Петра Великого, смотрящий строго, будто упрекая внука за заброшенный флот.
«Петербургу пустó быти!» – вспомнились Петру слова бабушки, царицы-инокини Евдокии, чьи письма он хранил в лакированном ларце. Вчерашнее послание было особенно горьким: «Свет очей моих! Не уподобляйся Ироду, что пиры правит, когда Иерусалим в огне…»
– Государь! – вбежал паж, запыхавшись. – Из Преображенского приказа весть: в Твери мужики с вилами поднялись – хлеба требуют!
– Пусть губернатор разберется, – зевнул Петр, разглядывая карту Лифляндии, где когда-то дрались «потешные» полки.
Вечером, когда в зале с парчовыми обоями зажгли сотни свечей, начался бал. Дворянки в фижмах, похожие на расписные чашки, кружились под менуэт. Князь Алексей Долгоруков, отец фаворита, шептал что-то на ухо французскому резиденту, жестикулируя перстнем с гербом.
– Monsieur, – обратился посол к Петру, кланяясь с изяществом парижского щеголя, – король Людовик XV восхищен вашим решением вернуть столицу в Москву. Но позвольте спросить: правда ли, что вы распустили инженерную школу?
