…[Аристоник] собрал толпы бедняков и рабов, привлеченных обещанием свободы, назвав их «гражданами Солнечного града».
Страбон о восстании пергамцев против римлян в 133–129 гг. до н. э.
Томмазо Кампанелла… Человек эпохи Возрождения. Его образ выделяется в череде титанов того времени своей трагичностью и стойкостью: три десятка лет с лишним в тюрьмах испанских оккупантов и римской инквизиции, страшнейшие пытки, которым его подвергали, не сломили его дух и не угасили пылающий Разум, который, по учению Отцов Церкви, вместе со способностью к творчеству и делают человека подобным Богу. И Кампанелла творил в этих невозможных условиях, терзаемый пытками и голодом, порой не видя солнечного света. Его мысль и слово устремлялись к этому небесному светилу, уделяющему свои животворные блага всему сущему, без различия достоинств и чинов; недаром именно в сырых и мрачных казематах Италии родилась, вызрела и окрепла у гениального узника великая социалистическая Утопия – «Город Солнца», в котором все живущие трудятся добровольно по своим склонностям, на радость и благо себе и своим согражданам, не зная всех тех социальных зол неравенства и угнетения, от которых стонала родина автора, истерзанная чужеземными оккупантами – испанцами, своими принцами, ставящими личные интересы превыше всего, а также хищными церковниками всех рангов, забывшими заветы Христа и апостолов ради обогащения, похоти и власти. Такова была Италия времен Кампанеллы, и мало было – и есть – мест и времен, когда что-то было бы радикально иначе…
Но личность Кампанеллы, его воззрения и огромное философское наследие, составляющее примерно 30 тысяч печатных страниц, ставят много острых и, возможно, так и не подлежащих разрешению вопросов. Начать хотя бы с того, что в зависимости от времени, общественного строя и еще превеликого множества факторов наследие великого итальянца используется, причем с успехом, в диаметрально противоположных целях. Как и Библия. В советское время было принято видеть в нем исключительно автора «Города Солнца», в то время как прочая основная часть его наследия оставалась в небрежении и лишь некоторые фрагменты его трактатов были переведены. Это неудивительно: их религиозно-философская тематика мало подходила к образу социалиста-утописта. А политический трактат об Испанской монархии в советском «кампанелловедении» вообще постигла весьма причудливая судьба: изложенные в нем мысли и советы заключенного (осужденного именно за антииспанское восстание) испанскому же королю настолько противоречили образу борца и патриота, что историк А. Штекли, например, в середине прошлого века выдвинул причудливую теорию о том, что Кампанелла, желая избежать казни, сочинил этот трактат в тюрьме, пометил задним числом и переправил на волю, чтоб испанцы, «случайно» найдя его при обыске, поверили бы в верноподданность автора. Ко всему этому мы еще вернемся, пока же только намечаем вехи.
