«Она пыталась убежать, глупая. Кричала, звала на помощь.
Я помню свой самый первый удар ножом в её спину. Нож будто бы наткнулся на камень, угодив по позвоночному диску. Как же удивительно прочны человеческие кости!..
Кровь… Она совершенно не такая, как показывают в фильмах. Она гораздо гуще, ярче, а ещё – невероятно тёплая.
Одного неловкого удара хватило, чтобы сбить с ног эту мерзкую девчонку. Она упала на колени, упёршись руками в мокрый асфальт.
– Не убивайте меня! Пожалуйста…
Взмах руки, и лезвие рассекло кожу на её правой лопатке.
Получай, дрянь. Ты это заслужила.
Вид окровавленного тела не приводил меня в ужас. Напротив, меня охватывала эйфория от одной только мысли, что целая человеческая жизнь только что оборвалась из-за меня…»
– Милок, а сам-то ты чьих будешь?
– Лагутко я, Александр, но можно просто Саша, – подобострастно ответил я.
Бабушки на лавочке у подъезда – это НКВД местного значения. Нельзя просто так пройти мимо них, если не хочешь ходить с клеймом наркомана или сутенёра до конца своей жизни.
Как правило, всегда хватает лишь вежливого «здравствуйте».
Но не в этот раз. Эти две бабульки неопределённого возраста оказались более чем любопытными и словоохотливыми.
– Марьин сын, что ль?
– Да. Мама умерла, и я решил вернуться. В родные пенаты, так сказать.
Старушки заохали, загалдели.
– Неисповедимы пути твои, Господи, – вздохнула одна из них, вытирая проступившие слезинки уголком накинутого на плечи платка. – Отмучилась, стало быть, Марьюшка. Может, и к лучшему, с детства болезная была…
– Свят, Зинаида. Что ты несёшь, дура старая? Мальчишка-то вон какой получился: статный, красивый, прям жених! Не зря Марья-то страдала. Шурочка, а ты помнишь меня? Я соседка ваша бывшая, Светлана Михайловна, «тётя Светик», как ты меня называл. А это Зинаида Павловна, нянечкой в детском саду работала. Ой, да что я говорю, ты, наверное, и не вспомнишь сейчас.
Я улыбнулся. Эти две маленькие сморщенные бабушки вызывали у меня необъяснимую симпатию. Впервые за всё время с момента приезда в город моего детства я ощутил, что приехал домой.
Я не помнил этих женщин, и это было неудивительно, ведь мать увезла меня отсюда, едва мне исполнилось три года.
– Сколько лет прошло, Шура? Все тридцать, если не больше. Такой взрослый стал. Ты один или с семьёй приехал? Детишек сколь?
