Тишина комнаты давит на виски. Я сижу в полумраке, разглядывая потёртые клавиши синтезатора. Они помнят больше, чем я хотел бы помнить сам. Каждая царапина – как шрам на коже. Следы бессонных ночей, когда музыка была единственным, что держало меня на плаву.
Странно говорить об этом сейчас. Словно листаешь старый дневник, где каждая страница пропитана чужим почерком. Моим почерком. Но уже не моим.
Я не помню, когда начал прятаться за музыкой. Наверное, это случилось само собой – как дождь начинается с первой капли, незаметно. Сначала это был просто псевдоним. Красивое сочетание букв, которое звучало лучше, чем моё настоящее имя. Что-то более звучное, более правильное. Что-то, что можно было написать на афише.
– Сегодня выступает… – и дальше не я. Кто-то другой. Кто-то, кто умеет стоять под светом софитов и не щуриться. Кто не боится смотреть в глаза толпе. Кто знает, что делать со своими руками, когда сотни взглядов впиваются в каждое движение.
Первый концерт я помню смутно. Как в тумане: дрожащие пальцы на клавишах, пот, стекающий по спине, и это странное ощущение, будто я наблюдаю за собой со стороны. Будто это не я пою, а кто-то другой использует моё тело как инструмент. И знаете что? Так было легче.
Я научился быть им – тем, другим. Выходить на сцену, улыбаться, говорить нужные слова между песнями. Научился двигаться определённым образом, держать микрофон под правильным углом. Каждый жест, каждый взгляд – всё было отрепетировано до автоматизма. Как программный код, который просто нужно запустить.
Публика любила это. Они видели то, что хотели видеть: уверенного артиста, который знает свое дело. Человека, который может заставить их забыть о проблемах на пару часов. Они не видели, как я срывался в уборной после концертов, как задыхался от паники в гримерке перед выходом. Им это было не нужно.
А потом случилось что-то странное. Маска начала прирастать. Я стал замечать, что даже наедине с собой продолжаю играть эту роль. Просыпаясь утром, я первым делом проверял, на месте ли она – эта невидимая защита от мира. Она стала моим щитом, моей броней. Без неё я чувствовал себя голым, беззащитным.
Музыка перестала быть выражением чего-то настоящего. Она стала способом спрятаться. Каждая новая песня была ещё одним слоем, ещё одной стеной между мной и реальностью. Я писал о любви, которую никогда не испытывал. О свободе, в которую не верил. О счастье, которое всегда казалось чужим.
