Меня колотило. Каждая клеточка тела ходила ходуном от животного ужаса. Мой взгляд был прикован к задвижке этого сраного толчка. Как долго я смогу оставаться незамеченным? Я успел скрыться здесь, когда заварушка только начиналась, но очень хорошо понимал, что попал в западню. От безоружных людей эта дверь, возможно, и защитила бы, но «оно» не человек! Я – труп.
В ту ночь я понял, что мужики слишком увлеклись. Обдолбанный Борюся совсем спятил. Шлюхи должны страдать? Блядь, но теперь страдаем мы. МЫ!
Я говорил им, чтоб они отпустили ту жалкую «индюшку» живой, но им было мало… Суки, можно было просто пустить по кругу и отпустить! Я им говорил! Говорил!!! Твари, всё из-за ваших ублюдских фантазий!
– Серый! Друг! Пожалуйста! Пожалуйста! – униженный, дрожащий от страха голосок моего давнего кореша Борьки бил по нервам, – Открой. Ну, пожалуйста…
Сука, Боря, нет! Уходи отсюда, долбоёб! Уходи, не пали!
Борюся – мой школьный друг, хозяин этого загородного дома, лидер нашего тайного порочного Ордена.
Нет. У меня нет друзей. Больше нет друзей! Нет!
– А-а-а! – нечеловеческий визг Борьки ударил по моим барабанным перепонкам и тут же смолк. Остался только звон в голове.
Кажется, в ту минуту я обосрался. Я, говно и тишина. Я понял, что остался один. Последний из тех, кого «оно» пришло убивать.
Но почему? Почему? Почему я? Я просто пару раз ей вставил и ушёл спать.
Меня не просто трясло, меня било в ебических судорогах.
В чём моя вина? Мы купили ту дешёвую шлюху, и она должна была понимать, на что идёт. Чего она хотела от пятерых разгорячённых мужиков? Любви? Уважения? Я не смог бы их остановить, даже если б захотел. Их было четверо, а я один. Я говорил им, что это плохая идея…
Почему «оно» не ломится ко мне? Безмолвие по ту сторону двери рождало в душе напрасную надежду. Худшая из самых изощрённых пыток – пытка надеждой. «Оно» знает толк в жестокости.
Мы тоже давали ей фору. Десять минут. Она могла бы убежать.
Нет, не могла. Босиком по битому стеклу далеко не убежишь.
Я лгу сам себе. Я всегда лгу. Мне нравилось их мучить, нравилось ощущение всемогущества, нравилось чувствовать свою власть и безнаказанность.
Ничего не происходило.
Потерявший рассудок, обезумевший в ожидании справедливого возмездия… я заржал.
Это был даже не смех, это была громкая, болезненная икота, которую я никак не мог контролировать. Я понимал, что произвожу слишком много шума. СЛИШКОМ. МНОГО. ШУМА. Но тело больше мне не подчинялось.
