Пролог.
…. Ленивый ветер порывисто гонял по асфальту в разные стороны дорожную пыль. Серые тучи свинцовыми плитами давили на воздух и тела жителей планеты. Предрассветные сумерки только начались. Город еще спал – летом рассвет ранний. Чуть более сильный порыв ветра сорвал с верхушки содержимого мусорного бака воздушный целлофановый пакетик с ручками и парашютом повлек его вдоль улицы. Серые, облупившиеся пятиэтажки угрюмо и безучастно смотрели своими пустыми окнами–глазницами на его танец. Приблизившись к перекрестку, он столкнулся с внезапно упавшим на него лучиком солнца. В этой серой тяжелой атмосфере этот луч выглядел чем-то неожиданным и не совсем уместным. Это в туче, каким-то невероятным образом, буквально на мгновение образовалась крохотная брешь, через которую тут же проскочил, сгораемый от нетерпения, отпрыск небесного светила. Они немножко поиграли с пакетом, как два маленьких ребенка. Но тут, туча опомнилась и немедленно закрыла просвет, превратив окружающий мир в то же серое, безрадостное утро. Пакетик полетел дальше.
Остановился у дороги. Как послушный гражданин он постоял некоторое время у бордюра, подождал пока мимо него проедет утреннее такси, везущее пьяных подростков из ночного клуба, и только после этого, влекомый ветром, перелетел через дорогу. На середине тротуара он был безжалостно схвачен женской рукой.
– Пригодится – коротко и сухо сказала она грубым, дребезжащим голосом и небрежно засунула себе в карман.
Посмотрела по сторонам, повинуясь выработанной привычке, найдя что-то ценное, искать глазами нечто подобное поблизости. Но, кроме окурков и клочков оберточной бумаги ничего не было.
Как страшно может изувечить жизнь некогда милое, не лишенное очарования женское лицо. Нижняя губа была в два раза больше верхней и время от времени отвисала, открывая внутреннюю блестящую часть свою. Слюна, скопившаяся во рту, изливалась с краю. Зубы имели серо-черный цвет и были редкими. Раздутый нос. Серую, обвисшую, с желтоватым оттенком кожу лица, прорезали глубокие морщины в области нижних век. Волосы были безобразно взъерошены. Практически всю голову покрывала седина. В глазах неопределенного цвета читались усталость и безразличие, а также тупая, абсолютная покорность собственной судьбе. На ней была надета расстегнутая длинная, кожаная, мужская куртка, весьма потрепанная и износившаяся. В довершение всего от женщины пахло смесью перегара и мочи. Она несколько раз причмокнула губами, что вероятно указывало на испытываемую ей жажду.
