Галицкий Осмомысл Ярослав!
Высоко сидишь ты на своём златокованом престоле,
подпёр горы Венгерские своими железными полками,
заступив королю путь, затворив Дунаю ворота,
меча тяжести через облака, суды рядя до Дуная.
Слово о полку Игореве. Перевод Д. С. Лихачёва
В лето 1162
Вложены в ножны смертоносные мечи, спрятаны в налучья тугие луки, убраны в колчаны калёные стрелы. Мир настал на многострадальной Червонной Руси[1], минула, схлынула горькая пора лихолетья. Устрашены или погублены враги, заключены и укреплены договоры и союзы с владетелями порубежных и более дальних земель. Самое время пришло возводить храмы, открывать школы, восстанавливать и устанавливать на земле порядок. Благо пашни были обильными, людин[2] не бедствовал, а ремественниками знатными и тороватыми купцами Галичина славилась издревле.
Получив весть о кончине в Фессалониках князя-изгоя Ивана Берладника, своего двухродного брата и соперника, князь Ярослав Осмомысл, более десяти лет вынужденный защищать свой стол[3] от посягательств беспокойных родичей, как-то враз, в единый миг понял вдруг: ушла в небытие, в прошлое часть жизни. Жизни и самого его, властителя Галича, и всей Руси Червонной. Он победил, пускай и горек был вкус этой победы. Теперь, он знал, грядут совершенно иные дела, и ждут его годы покоя и разочарований, тяжких потерь и великих радостей. Это будет, должно быть, ибо таков мир вокруг, жестокий, но прекрасный, жуткий и неповторимый в своём многообразии.
Раскрыв в очередной раз книгу пророка Екклесиаста, прочитал там князь: «Всему своё время, и время всякой вещи под небом… Время искать, и время терять; время сберегать, и время бросать…»
Воистину, после бурь и войн прежних, после потерь и поисков настало для него, владетеля Галича, время сберегать обретённое – власть, землю свою, Русь Червонную, княжество Галицкое, что раскинулось ныне от польских границ и истоков обоих Бугов[4], Западного и Южного, почти до берегов Эвксинского Понта[5]. О былых же ратных делах напоминали Ярославу два застарелых шрама. Один проходил по лицу, тянулся под правым глазом от резко выступающего носа с родовой горбинкой к виску, второй белел на деснице[6] между средним и безымянным перстами и пересекал вдоль всю ладонь.
