Зелёная мерцающая пелена, почти тёмная на фоне пронизывающих её бликов, погружаясь ниже и ниже вплоть до зыбко-бледных стеблей, тянувшихся вверх и выбрасывая глазам какие-то возникающие прямо в зрачках чёрно-рогатые головы, смутно шеверящиеся или вдруг свивающиеся в потревоженные кольца – потом разом она распахнулась сверху ослепительным водопадом и из него возникло что-то большое, мохнатое, доброе; крупные глаза-бусины приблизились к глазницам, уткнулись влажным, тёплым в нос…
…Ужасно захотелось уткнуться лоб в лоб; смех и щекотка раздирали горло и пружинили тело, подбрасывали на всех четырёх конечностях – и это тоже прыгало и издавало восторженные вопли; упиралось в плечи и поднималось вместе на задние конечности, ликуя и подпрыгивая – отталкивая и прижимаясь. Пальцы погружались в мягкую ласкающую шерсть, вспыхивали белой кожей на бурой переливающейся волне.
Обнялись – слились, мягкое, мохнатое обволакивало. Губы ловили, наполнялись шерстью, упивались ею – шептали…
…МИШАНЯ…
Вдруг ликующее мохнатое исказилось в испуге, жалостливо застонало, поползло в сторону – и его заслонило большое, сердитое, тёмно-вонючее, и другие глаза, большие, сердитые перекрыли всё. Где-то за ними плакал-ухал Мишаня… За что?…
Тыкался лбом в это большое, неподвижное, хватался ручонками в утопающей шерсти – кричал… Не хочу!… Мишаня!…
…Что-то неодолимо мощное подхватило за заплечник рубашонки, взвило кричащего, возмущённого – развернуло и опрокинуло на корточки головой назад и… Шлепок по задушке, увесистый, но не злой отправил яростно вопящего навстречу набегающим людским крикам…
Вскочил, зашатался, повернулся, попытался побежать обратно… – видел, как здоровенная медведица гонит-толкает лапами и головой пытающегося обернуться Мишаню в дебри…
…Огромная, охватившая весь зад ладонь поймала, подняла вопящего, рвущегося защитить Мишаню…
…и другая, тонкая, с длинными пальцами, сходящими на конус последних фаланг, необыкновенно мягкая, нежная, ласкала и гладила по лицу, заслоняя – открывая глаза… Совсем не такая, как у мамы – Пости: тоже добрая, но с прямыми пальцами, круто закруглёнными по концам…
Губы шептали:
