2024
От автора
Тем, кто при своих болезнях, накопившихся за жизнь проблемах и тяготах внешних обстоятельств, дабы остаться Человеком, однажды не позволил Искре Жизни покрыться мраком отчаяния и безысходности, посвящается.
“Наступит день, опять всё повторится –
Мне жизнь приснится. Лишь бы не забыть
То, для чего пришлось мне возвратиться,
И для чего мне снова надо жить”.
____________________
Мэр
Морозным январским воздухом, сквозь который ещё и не думал пробиваться первый утренний луч, задышал Западный Городок, основанный полтора века назад на холмах острова, окружённого водами холодного моря.
Управлял Городком мэр Пётр Иванович Заснувший, живший в служебной угловой двухкомнатной квартире на пятом этаже обычного многоквартирного дома, который стоял на окраине у береговой линии. Окна одной его комнаты выходили на Городок, а из другой открывался вид на живописную полосу холмистого западного побережья острова.
Как и все жители Городка, к этому времени он уже проснулся и в отработанном за долгие годы службы до автоматизма режиме проделал все свои стандартные утренние процедуры: душ, бритьё, подбор галстука и рубашки, приготовление кофе, просмотр пары десятков поступивших за ночь писем и спам-сообщений, заметок с планом на сегодняшний день и прогноза погоды, который, к слову сказать, был неутешительным – во второй половине дня намечалась очередная метель.
Пётр Иванович вёл одинокую жизнь. Время дома он проводил нечасто, посему весь ареал его домашнего обитания по большей части сводился к холостяцким пространствам кухни и “городской”, как он сам её называл, комнаты, той, что с окнами на город. В ней он спал.
Вторая комната, та, что он называл “морской”, для жизни была не приспособлена и служила скорее местом для размышлений. Свободная от мебели и прочей утвари, если конечно не брать в расчёт оставшиеся от прежних хозяев квартиры древний, уже сморщившийся пыльный диван из кожзама времён Промежуточной Депрессии и невзрачный потемневший старообрядческий крест, висевший на голой, покрытой истлевшими обоями стене, она обладала весьма аскетичной атмосферой, располагающей, по мнению Петра Ивановича, к думам о важном. Сюда, не разуваясь, он заходил лишь по утрам в последние несколько свободных минут перед выходом на работу, проводя их в темноте у окна с кружкой остывающего остатка кофе. Как правило, он никогда его и не допивал, а лишь помешивал ложкой медленно и вдумчиво, тоскливо уставившись в мутное стекло окна в попытках разглядеть едва различимый в утреннем сумраке берег моря. Когда же наступала пора выходить, он всегда долю секунды мешкался, как будто ожидая чего-то, но, смиряясь в итоге со статусом кво, тяжело вздыхал, разворачивался и покидал комнату. Это было единственное время, когда он мог смотреть на море вне рабочей суеты, так как выходных у него не было, а вечером на это попросту не оставалось сил.
