Лей испуганно открыл глаза и резко подскочил в кровати. В сумраке комнаты слышалось зловещее шуршание. Вглядевшись в темноту, он увидел, как через открытую форточку в спальню медленно заползает толстая виноградная плеть. Лей хотел закричать, но страх спазмом сдавил горло и приковал его к месту.
Когда мальчик обрел способность двигаться, он быстро спрыгнул с кровати, подбежал к окну и захлопнул его. Отрубленный кончик плети упал на пол и, извиваясь по-змеиному, уполз в щель под плинтус.
Разбуженный шумом, в комнату вбежал отец.
– Т-т-там, т-т-там… – Лей не мог говорить, только рукой показывал в сторону окна, – там змея.
Отец подбежал к окну, распахнул его, выглянул наружу, потом осмотрел комнату. Не обнаружив ничего подозрительного, он с недовольным видом повернулся к сыну:
– Не говори глупостей! Тебе приснился дурной сон? Не удивительно – тут такая духота! Форточку я оставлю открытой.
– Не выключай свет, пожалуйста, – попросил Лей отца.
– Лей, ты уже большой мальчик, тебе 12 лет. Со светом спят только малыши и трусливые девчонки. Пора становится мужчиной.
Отец выключил свет и вышел, прикрыв за собой дверь. Лей побоялся перечить отцу. Он залез под одеяло с головой и до самого утра не сомкнул глаз.
На самом деле его звали Леонид, Лёня, Лёнечка. Так ласково называла его мама. Когда была жива. Когда Лёня был совсем маленький, он очень любил, как во время купания мама поливала его спинку теплой водой из зеленого ковшика. Он весело смеялся и кричал: «Лей!», «Лей!», «Лей!»
Это прозвище так и прилипло к нему. Но теперь уже никто не помнил, как оно появилось.
Лей рос слабеньким мальчиком, все время болел. Он постоянно подхватывал все мыслимые и немыслимые инфекции. Стоило кому-то чихнуть рядом, у Лея тут же начинался жесточайший насморк, и подскакивала температура. Даже в школу Лей ходить перестал из-за постоянных простуд. Учителя приходили к нему домой.
Папа все время пропадал на службе. Маме пришлось уйти с работы, чтобы заниматься лечением и обучением сына. Лей не любил шумное общество одноклассников и был рад оставаться дома с мамой. Он был готов терпеть горечь пилюль, боль уколов, лишь бы мама была рядом. Казалось, что так будет всегда.
