Журнал «Парус» №72, 2019 г.

СТАРШИЙ, МУЖИЦКИЙ

Снег ты мой, снег.

Старший. Мужицкий.

Саночек бег.

В брюхе кружится.

Дома портки

Гритта стирает.

Души легки.

Плоть умирает.

Слёзы из глаз.

Снег на ресницах.

Горы колбас.

Небо на птицах.

АКУТАГАВА

Люблю литературу

и долгую, что сны,

осеннюю фигуру

осенней же сосны.

Люблю совсем не славу,

а тот короткий миг,

когда Акутагаву

я вижу среди книг.

Когда заходит солнце

и чуть плотней в лучах

и силуэт японца,

и горечь на губах.

В поэзии нет смысла, —

японец говорит, —

она лишь коромысло

для счастья и обид.

Померкшие пучины.

Во мне и вдалеке

взгрустнувшие мужчины

над чашками сакэ.

BEETHOVEN OP. 69

Когда – особенно – закат.

…и ты как будто умираешь,

и ты как будто виноват,

но этого не понимаешь.

Вокруг колышется трава,

она застигнута закатом.

Из вас троих она права

одна. Она не виновата.

ВЛАДИВОСТОК 1970

Из снега месяц слепленный,

как баба в январе.

Ах, как поёт «Лед Зеппелин»

в России, во дворе!

Ребята курят всякое.

Ни горя, ни невзгод.

Ведь ты не будешь бякою,

семидесятый год?

Мне песней колыбельною

английский этот рок

над мачтой корабельною.

Балдей, Владивосток!

Туфтою ресторанною

грохочет ресторан.

Но эту песню странную

принёс мне океан.

Не вздохами, не верезгом

идущий снег пропах,

пропах он красным вереском

в девчачьих волосах.

Жму руку вам пацанью я,

мальчишки этих лет,

спасибо вам за дальнюю

дорогу и билет

на хлипкое судёнышко —

советский цеппелин,

за семечко, за зёрнышко,

за землю наших глин.

Спасибо вам, хорошие,

за то, что стонет двор,

тот, снегом запорошенный

от тех до этих пор.

ПОД САЙМОНА И ГАРФАНКЕЛЯ

Наташе

Колокольчик во мне динь-динь-дон

голосами русалок и фей —

то ли степь, то ли батюшка-Дон,

то ли песня про Scarborough Fair.

Наводи поскорей марафет,