Ханна резко открыла глаза, хватая ртом воздух. Сердце бешено колотилось, мягкий утренний свет и пение птиц за окном казались чужими, словно проникшими из другой, нормальной жизни.
Снова и снова ей снилась одна и та же часовня старинного замка: тусклый свет факелов, чей-то тихий шёпот за спиной и пять шагов. На последнем – неизменно резкий удар в спину, боль, падение на холодный каменный пол. Она захлёбывалась собственной кровью и просыпалась, так и не увидев лица убийцы.
Ханна устало потёрла лицо руками. Ни бесконечные приёмы у психиатров, ни успокоительные лекарства, ни медитации не могли избавить её от этих видений. Подойдя к зеркалу, она встретила взгляд усталой женщины лет тридцати, с растрёпанными русыми волосами и синяками под глазами. Ханна почти не узнавала себя.
Из соседней комнаты донеслись бодрые крики и смех. Там уже вовсю шла война игрушечных солдат. Пятилетний Пётрык командовал своими «войсками», спорил с ними и метко швырял подушки во «врага». Днём он был маленьким генералом, а вечером – тихим, ласковым мальчишкой с тёплыми ладошками, доверчиво шепчущим: «Спокойной ночи, мамочка».
С кухни уже тянуло свежесваренным кофе – муж, как всегда, поднялся первым. Ярослав и дома держался так же строго и уверенно, как на трибуне Сейма: сдержанный, точный, словно каждое его слово записывалось в протокол.
Ханна на мгновение переключила внимание на семейное фото на прикроватной тумбочке: они втроём, улыбающиеся, на фоне осеннего парка. Со стороны всё казалось безупречным: надёжный муж, счастливый ребёнок, уютный район Варшавы. Только ночи разрушали эту иллюзию. С каждым годом кошмары не давали покоя – словно кто-то невидимый настойчиво пытался напомнить о себе. А потом, среди самого обыкновенного дня, будто в ответ на этот зов, случилось нечто странное.
Возвращаясь домой из магазина, Ханна вдруг ощутила, что за ней кто-то наблюдает. Обернувшись, она заметила посреди толпы старика, застывшего в нелепой позе. Его поношенный костюм выглядел так, будто его забыли в прошлом веке и случайно достали сейчас.
Ханна хотела отвернуться и уйти, но незнакомец оказался неожиданно близко, преградив ей путь. Его сухие, морщинистые пальцы с неожиданной силой сомкнулись на её запястье. От старика пахло плесенью и сыростью. Он приблизился вплотную, и Ханна вдруг ясно поняла: перед ней не безумец. В лице старика проступало нечто куда более страшное – холодное осознание и пугающая ясность мысли.
