Не смею вам стихи Баркова
Благопристойно перевесть,
Ни даже имени такого
Не смею громко произнесть!
[1]Это четверостишье Пушкин записал в альбом Анны Петровны Керн. Стихи Баркова – вовсе не стихи того самого Баркова, который до сих пор известен прежде всего как поэт-порнограф. И Барков здесь – не тот самый Иван Семенович Барков, а его однофамилец Дмитрий Николаевич Барков, петербургский чиновник, театрал, переводчик, член общества «Зеленая лампа», знакомый Пушкина и А. П. Керн. Пушкинская шутка – комическая гримаса мнимого ужаса: Барков – воплощенная неблагопристойность, даже его имя нельзя произнести при даме. А впрочем:
Что в имени тебе моем?
Оно умрет, как шум печальный
Волны, плеснувшей в берег дальный,
Как звук ночной в лесу глухом (III, 155).
Нет, имя Баркова не умерло. Его срамная поэзия живет и увлекает всё новые поколения читателей. Известные творения поэта XVIII века по понятным причинам не печатались, но распространялись во множестве списков, «получили народность» и более того – умножались всё новыми и новыми сочинениями, Барковым не написанными, но ему приписанными. (Скажем сразу: «Лука Мудищев» – не Баркова, а другого охальника сочинение.) Так было и в XVIII, и в XIX веках. Наконец, на исходе XX столетия стихотворения Баркова, и даже те, что ходили под его именем, предали тиснению, изучили, откомментировали. Казалось бы, сбылось пророчество Пушкина, который, беседуя с Павлушей Вяземским, сыном П. А. Вяземского, сказал:
«Вы не знаете стихов… Баркова… и собираетесь вступить в Университет? Это курьезно. Барков – это одно из знаменитейших лиц в русской литературе; стихотворения его в ближайшем будущем получат огромное значение… Для меня сомнения нет… что первые книги, которые выйдут в России без цензуры, будут полное собрание стихотворений Баркова»[2]. Так-то оно так, но и в этом разговоре Пушкин шутит. Рекомендация юному другу непременно прочитать стихи Баркова, коль скоро он собирается стать студентом, сродни настоятельным наставлениям гусарского офицера Зурина, советующего Петруше Гриневу привыкать к службе, а именно пить пунш и играть на биллиарде (на деньги, конечно). Так что не будем излишне серьезно воспринимать и пушкинскую высокую оценку Баркова, и признание огромного значения его сочинений. Вероятно, в этом есть шутливое преувеличение.
