Аннотация
Наступила эпоха Просвещения. Осмысление человеком мира. Не со стороны божества, но со стороны самого человека. Человек и его разум, теперь они стали во главе угла – тем самым, что вершило дальнейшую судьбу мира. Сила металла, пара, и ума. Именно на заре этого времени родился мальчик о котором и будет эта история.
Да, мой благодарный читатель – это история обо мне. Я – Миллен Ллер фа Теонор. И я расскажу о ночи, тех кратких часах в которых закончила свое существование могучее Миакеттийское королевство, виной которому был и я. Я не жду похвалы или порицания, о том что ты услышишь здесь или додумаешь по пути чтения, я лишь хочу чтобы ты услышал мой рассказ. Услышал какие секреты скрывала семья Теонор.
Пролог
– Это было давно, не помню точно…очень давно.
Начало было прекрасным. Пробило ровно десять. Снег шел не останавливаясь, закрыв дороги белоснежным ковров. Он кружил в медленном танце, на звездном небе, загораясь в блеске ярких огней из далеких окон высоких башен за черной рекой. Эхом разнесся протяжный сигнал машины, затем еще один. Улица кипела жизнью. Джентльмены – одетые в строгие черные костюмы, с высокими цилиндрами, пышными закрученными усами и в дорогих пальто, вели под руку своих прекрасных дам, в блестящих, праздничных, горящих роскошью нарядах. Лазурь, изумруд и пурпур. Цвета той восхитительной ночи. Их кольца и ожерелья, на тонких руках, элегантных шеях, поблескивали в отражении золотого света фонарей. У всего этого был повод – Новый год.
Все спешили на праздник – к семьям, друзьям, любимым. Людно; в баре за окнами то и дело раздавался звон бокалов и залп одобрительных голосов. Радио-рупор на высоком столбе в центре улицы, в переплете кабелей исполнял мелодичную, умиротворяющую музыку. Не было грусти. Словно серость обычной рутинной жизни бродившая по улицам всего несколькими часами ранее забрал первый снег. А еще, был он. Хор… о, я все еще слышу их пение… – ладонь дрогнула. И на стол с конца пера упала пара капель, густых как смоль, чернил и они расплескавшись лужицей по старым доскам, растеклись в щели пола. Старая, покрытая морщинами рука положила перо в чернильницу, и вынув платок из кармана потускневшего жилета наклонилась, и стала убирать получившийся бардак. В глазах тех – старых, но живых, горящих огнем, отражались события той ночи, тех давно ушедших дней.
