После очередного удачного похода на юго-восток Персии арабские воины вернулись с богатой добычей. Одних только пленных женщин на базаре было выставлено на продажу несколько тысяч, и любой араб, не участвовавший в походе, но имеющий много динаров от торговли в лавке, мог усладить свой взор при выборе персидской красавицы для своего гарема. Тем более, что пленниц было много и стоили они совсем недорого.
Помимо женщин, на базаре были выставлены и другие трофеи: золотые и серебряные украшения, разнообразное оружие, украшенное драгоценностями, благовония и горы ковров. Некоторые из ковров были такой величины, что продавцы готовы были разрезать на куски шедевры персидского ткачества и продавать их отдельными частями.
Особенно бойко шла торговля пленницами, так как персидские женщины являлись самыми привлекательными из женщин всех известных арабам завоеванных народов. Одной из важных пленниц из-за высокого статуса было разрешено самой выбрать покупателя и около нее столпились знатные арабские военачальники. За нее, дочь персидского шаха, просили неимоверную сумму – двести динаров! И такие деньги могли быть только у знатных арабских вельмож.
Первым на правах старшего военачальника перед персидской красавицей прошел халиф Хусейн. Поравнявшись со знатной персиянкой, он остановился и жадно вперил в нее хищный взгляд своих черных навыкате глаз. Дочь шаха среди других пленниц выглядела настолько необычно, что у халифа екнуло сердце – он никогда еще не владел такой красавицей! Продолговатое белое лицо украшали широко расставленные, блестящие, чуть прикрытые веками огромные глаза, а розовые полные губы, казалось, даже издали сочились ароматом любви.
– Я куплю эту пленницу!
– Конечно, конечно! – засуетился воин, сумевший захватить в плен знатную женщину. – Она ваша, великий халиф!
Оставалось соблюсти правило: получить личное согласие продаваемой персиянки. Знатность женщины в соответствии с законами халифата позволяла ей выбрать на торгах своего будущего хозяина. Пленница искоса взглянула на Хусейна, ее глаза широко раскрылись при виде его мощного тела и, сраженный насмешливой пронзительностью ее взгляда, безжалостный Хусейн замер: «Она обязательно должна быть моей!»
